Книга Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должно быть, пьяный гость засунул в чемодан окурок, с которого всё и началось. Сгорели мои рубашки, костюм, сгорели подарки, привезённые мной из Брюсселя. Администрация гостиницы составила акт на ковёр, на стул, на штору, и получилась чудовищная сумма. Самому мне пришлось лечь в больницу. Я позвонил домой жене и сказал, что задерживаюсь по важным делам. Я ещё не придумал, по каким, и обещал позвонить ещё раз. Вот что наделал один проклятый окурок.
Но скажу вам, что всё это оказалось мелочью по сравнению с главным моим ущербом. На дне чемодана лежала рукопись, над которой я работал уже два года...
Говорят, что самая большая рыбина та, которая сорвалась; самый богатый тур тот, по которому промахнулся; самая красивая женщина та, которая ушла от тебя.
Многие страницы моей рукописи сгорели! Теперь мне кажется, что это были лучшие страницы.
Кроме того, сорвавшаяся рыбина всё равно была не моя. Тур, по которому промахнулся, был не мой. И женщина, которая ушла, тоже не моя. Но сгоревшие страницы были мои. Я их сам придумал, сам пережил и выстрадал. Я провёл над ними немало бессонных ночей и дней в терпеливом труде. Вот отчего я страдал, утратив свою рукопись. Вот отчего я думаю, что это была моя самая лучшая книга.
Я сразу осиротел, как поле, с которого увезли снопы, или как последний сноп, который забыли увезти с поля.
Каждая буква сгоревших страниц стала представляться мне жемчужиной. Строки сияли в моём воображении, как драгоценное ожерелье.
Я был так потрясён, что два года не мог сесть за восстановление утраченного. А когда успокоился и сел, то понял, что я могу, конечно, написать заново и примерно о том же, но восстановить те прежние страницы невозможно».
«Рукописи не горят», — утверждал булгаковский Воланд, но эта сгорела. Физически. Однако Гамзатов не смирился, слишком многое было вложено в этот труд, чтобы он пропал бесследно. Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ», но что-то удалось восстановить потомкам. Гамзатов взялся задело сам:
«Вот я и раскладываю всё, из чего должна создаваться такая книга. Как у хорошего мастера-кубачинца, всё у меня под руками. У него — серебро, золото, режущие инструменты, молоточки, зубильца, клейма, рисунки. А у меня: родной язык, опыт жизни, портреты людей, характеры людей, мелодии песен, чувство истории, чувство справедливости, любовь, родная природа, память о моём отце, прошлое и будущее моего народа...
Мой маленький Дагестан и мой огромный мир. Вот моя жизнь, моя симфония, моя книга, вот моя тема».
Наверное, новая рукопись была не во всём похожа на сгоревшую, но чувства, с которыми Гамзатов писал книгу, были ещё живы в его душе. Он написал книгу заново и уже сам не знал, какая была лучше.
Книга получилась волнующей, будто в ней билось несколько сердец — погибшей книги и новой, а может быть потому, что в ней билось горячее сердце самого Дагестана.
За перевод взялся давний друг Гамзатова писатель Владимир Солоухин. Особенность этого взаимодействия двух талантов отмечал Валентин Осипов: «Два таланта на ристалище. По счастью, талант Владимира Солоухина оказался настолько могуч, что он отказался переписывать Расула Гамзатова “под себя” и перевёл книгу просто блестяще».
Всё было необычно в «Моем Дагестане». Казалось, читаешь предисловие, а оказывалось, что уже погрузился в суть повествования. «У всякой хорошей книги должно быть такое вот начало, без длинных оговорок, без скучного предисловия, — писал Расул Гамзатов. — Ведь если быка, пробегающего мимо, не успеешь схватить за рога и удержать, то за хвост его уже не удержишь».
Но путь к читателю был нелёгок. Расул Гамзатов немало написал о Шамиле, и это насторожило Михаила Суслова, отвечавшего в Политбюро ЦК КПСС за идеологию. В беседе с Далгатом Ахмедхановым Гамзатов вспоминал: «Суслов, когда Брежнев отослал меня к нему по поводу Шамиля, сказал, что в Дагестане есть и другие насущные вопросы и что партия заботится о счастье народов Дагестана и добьётся своего с вами (то есть со мной) или без вас (то есть без меня). И вопрос на этом был им тут же закрыт».
Помощь пришла от Анастаса Микояна — другого члена политбюро и недавнего председателя Президиума Верховного Совета СССР, в котором состоял и Расул Гамзатов. «Микоян помог мне, когда печатание второй книги “Мой Дагестан” было задержано из-за того, что в ней много места уделялось Шамилю. Выбрасывать этот текст я не соглашался. Выслушав меня, Микоян сказал, что возвращение Шамилю доброго имени можно осуществить публикацией художественного произведения. Не знаю, звонил ли он куда, но через три дня книга была принята в производство, и весь текст был сохранен».
Писать о Дагестане без Шамиля невозможно. Расул Гамзатов помнил свою давнюю ошибку и не хотел её повторять: «Не пером написана история горских народов — она написана кинжалами, серпами, копытами коней, надмогильными памятниками».
В 1967 году журнал «Новый мир» опубликовал «Мой Дагестан» Расула Гамзатова в трёх номерах — девятом, десятом и одиннадцатом.
Эпическое полотно Гамзатова открыло читателям пленительную красоту Страны гор и её древней культуры. Читая «Мой Дагестан», даже сами дагестанцы открывали для себя свою удивительную родину. Белинский назвал «Евгения Онегина» «энциклопедией русской жизни», «Мой Дагестан» походил на энциклопедию жизни Дагестана.
Владимир Солоухин не только перевёл книгу, он написал и предисловие.
«...Нет ничего удивительного в том, что мальчик, растущий в семье старого горского поэта, полюбил поэзию и даже сам стал писать стихи. Однако сын поэта, сделавшись поэтом, далеко раздвинул пределы известности или — скажем более громко — славы своего отца...
И вот Расул Гамзатов написал первую книгу в прозе. Можно было заранее предположить, что талант Расула и здесь проявится во всём своеобразии и его проза не будет похожа на обычные романы и повести. Так оно и вышло на самом деле...
Книга автобиографична. В какой-то мере она имеет исповедальный характер. Она искренна. Она поэтична. Она освещена мягким авторским юмором и, я бы сказал, лукавством. Одним словом, она как две капли воды похожа на своего автора Расула Гамзатова...
Читатель найдёт в книге “Мой Дагестан” множество аварских пословиц и поговорок, то смешные, то грустные истории, либо пережитые самим автором, либо сохранившиеся в сокровищнице народной памяти, зрелые размышления о жизни, об искусстве».
Успех был невероятным. Журналы с «Моим Дагестаном» не только переходили из рук в руки,