Книга Владимир Высоцкий - Владимир Семенович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не вернусь, хоть мне и предлагали.
* * *
…Когда я óб стену разбил лицо и члены
И все, что только было можно, произнес,
Вдруг — сзади тихое шептанье раздалось:
«Я умоляю вас, пока не трожьте вены.
При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль — чаю? Или — огненный напиток…
Чем учинять членовредительство себе —
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток».
Он сказал мне: «Приляг,
Успокойся, не плачь!»
Он сказал: «Я не врач —
Я твой верный палач.
Уж не за полночь — за три, —
Давай отдохнем:
Нам ведь все-таки завтра
Работать вдвоем…»
Чем черт не шутит — может, правда выпить чаю,
Раз дело приняло подобный оборот?
«Но только, знаете, весь ваш палачий род
Я, как вы можете представить, презираю!»
Он попросил: «Не трожьте грязное белье,
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение мое:
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю.
Молчаливо, прости,
Счет веду головам.
Ваш удел — не ахти,
Но завидую вам.
Право, я не шучу —
Я смотрю делово:
Говори — что хочу,
Обзывай хоть кого…»
Он был обсыпан белой перхотью как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто:
«Приговоренный обладает как никто
Свободой слова — то есть подлинной свободой».
И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
Спросил он: «Как ведете вы себя на казни?»
И я ответил: «Вероятно, так себе…
Ах, прощенья прошу, —
Важно знать палачу,
Что когда я вишу —
Я ногами сучу.
Кстати, надо б сперва.
Чтоб у плахи мели, —
Чтоб, упавши, глава
Не валялась в пыли».
Чай закипел, положен сахар по две ложки.
«Спасибо…» — «Что вы! Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать.
А грязи нет — у нас ковровые дорожки».
«Ах, да неужто ли подобное возможно!» —
От умиленья я всплакнул и лег ничком, —
Потрогав шею мне легко и осторожно.
Он одобрительно поцокал языком.
Он шепнул: «Ни гуту!
Здесь кругом — стукачи.
Чем смогу — помогу,
Только ты не молчи.
Стану ноги пилить —
Можешь ересь болтать, —
Чтобы казнь отдалить.
Буду дальше пытать».
Не ночь пред казнью — а души отдохновенье, —
А я уже дождаться утра не могу.
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: «Остановись, мгновенье!»
И можно музыку заказывать при этом —
Чтоб стоны с воплями остались на губах, —
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам.
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.
«Будет больно — поплачь.
Если невмоготу», —
Намекнул мне палач.
«Хорошо, я учту».
Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил:
«Помнят тех, кто казнен,
А не тех, кто казнил».
Развлек меня про гильотину анекдотом.
Назвав ее карикатурой на топор.
«Как много миру дал голов французский двор!» —
И посочувствовал убитым гугенотам.
Жалел о том, что кол в России упразднен,
Был оживлен и сыпал датами привычно.
Он знал доподлинно — кто, где и как казнен,
И горевал о тех, над кем работал лично.
«Раньше, — он говорил, —
Я дровишки рубил, —
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил, —
Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант, —
А на этом посту —
Повернулось на лад».
Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
Рубил — должно быть, для наглядности — рукой,
А в то же время знать не знал, кто он такой, —
Невелико образованье палачово.
Парок над чаем тонкой змейкой извивался…
Он дул на воду, грея руки о стекло, —
Об инквизиции с почтеньем отозвался,
И об опричниках — особенно тепло.
Мы гоняли чаи, —
Вдруг палач зарыдал:
Дескать, жертвы мои —
Все идут на скандал.
«Ах вы тяжкие дни,
Палачова стерня!
Ну за что же они
Ненавидят меня!»
Он мне поведал назначенье инструментов, —
Все так нестрашно, и палач — как добрый врач.
«Но на работе до поры все это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.
Бывает, только его в чувство приведешь.
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха —
А он примерится, когда ты подойдешь,
Возьмет и плюнет — и испорчена рубаха!»
Накричали речей
Мы за клан палачей,
Мы за всех палачей
Пили чай — чай ничей.
Я совсем обалдел.
Чуть не лопнул крича —
Я орал: «Кто посмел
Обижать палача!..»
…Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало — наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло:
Такую ночь провел — не каждому досталось!
Он пожелал мне доброй ночи на прощанье.
Согнал назойливую муху мне с плеча…
Как жаль — недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго, чудного палача!
* *
