Книга Дом горячих сердец - Оливия Вильденштейн

собираюсь попросить своего зверя ещё раз качнуть лодку, и к чёрту анонимность. Я беру миниатюрный сырный шарик с золотого блюда, стоящего между Эпониной и мной, и подношу его к губам. Как всегда внимательная Ифа хватает его и откусывает кусочек. Когда он проходит её проверку на яд, она возвращает мне шарик. Я притворяюсь, что кусаю его, а затем перекидываю руку за борт и разжимаю пальцы.

Какое-то время ничего не происходит, но затем гондольер спрыгивает со своей платформы, проклиная синего змея. Моё сердце так бешено колотится, что я начинаю переживать о том, что весь Люс услышит, как соль хрустит между моими сдавленными грудями.

Неожиданно брызги воды окатывают палубу, и гондола начинает качаться как на качелях. Ифа приседает, как вдруг водяной поток врезается в Катриону. Лицо куртизанки, которое и так уже было нехарактерно бледным, становится ещё белее и теперь почти совпадает по цвету с её серебристой маской.

Я прижимаю руку к сердцу, и мои пальцы начинают двигаться к складочке между грудями. Но я замираю, потому что Диотто смотрит на мою руку.

Мерда.

Сиб тоже на неё смотрит, взгляд её серебристых глаз кажется напряжённым и немного страдальческим. Она резко допивает вино.

— Мой бокал пуст, Диотто.

Она протягивает бокал генералу, определённо испытывая огромное удовольствие из-за того, что на этот раз это он нам прислуживает.

Как только Таво забирает у неё бокал, её взгляд устремляется к Эпонине, которой она улыбается.

— Хотите послушать одну историю про кое-кого?

Она кивает на Таво.

— Непременно.

Сиб сгибает палец, и Эпонина, поменяв положение, наклоняет голову к моей подруге. Я просовываю пальцы между грудей и достаю мешочек. Мои руки так сильно дрожат, что он падает мне на колени. Как только я сжимаю его, мой взгляд возвращается к пассажирам гондолы.

Только Ифа замечает мою жалкую попытку незаметно достать соль.

Катриона слишком занята тем, что смотрит наверх, её пальцы так сильно сжимают ножку хрустального бокала, что их костяшки побелели. Её нервозность приостанавливает мой хаотичный пульс и мой непродуманный план, и я уже подумываю подсыпать соли сначала в её бокал, но Эпонина сейчас моя главная цель.

Я поддеваю ногтем шёлковые шнурки и ослабляю узел, после чего раскрываю мешочек. Пока Сиб рассказывает длинную историю на ухо Эпонины, Диотто прищуривает глаза и смотрит на их склонённые головы, а затем останавливает взгляд на губах Сиб, которые она накрасила в тон своему парику.

Я беру щепотку соли, затем заматываю мешочек в тонкий шифон своего платья и придвигаюсь в сторону Эпонины.

— Что я пропустила?

— О, рассказ о том, как однажды ночью кое-кто подсмотрел кое-что в вашей таверне… — пересказывает Эпонина, её губы изогнуты в улыбке, а зубы ослепительно блестят на фоне чёрной помады.

Я опускаю взгляд с её зелёных глаз на бокал, который она держит на весу. Сиб снова наклоняется вперёд и понижает голос, что заставляет принцессу наклонить голову, чтобы предоставить Сиб доступ к своему уху.

С бешено колотящимся сердцем я подношу руку к вину принцессы и бросаю туда кристаллики правды, как вдруг из её рта вырывается смех, и она делает взмах рукой. Вино плещется через край.

Я прикидываю, сколько там ещё осталось — три глотка — и начинаю переживать, что соль может не успеть раствориться.

Когда Эпонина снова откидывается на подушки, она встречается взглядом с Диотто и ухмыляется.

— Я так поняла, здесь особенно нечего укорачивать.

Таво вздрагивает, и, хотя я определённо ненавижу этого мужчину, я чувствую некоторую неловкость из-за того, что история, которую решила рассказать Сиб, касалась его анатомии.

— Я нечасто радуюсь тому, что родилась женщиной, учитывая пренебрежительное отношение к нашему полу, но нам хотя бы не надо беспокоиться о том, что находится у нас между ног.

Лицо генерала становится такого бордового цвета, который кажется даже ярче цвета его глаз и волос и почти совпадает с цветом его униформы.

Чтобы избавить его от страданий, я поднимаю бокал.

— Я хотела бы предложить тост.

Я жду, когда Эпонина и Сиб поднимут бокалы, а затем зову Катриону по имени. При звуке моего голоса она дёргается, и украшения на её парике звенят.

— За женщин, которые делают дни насыщеннее, а ночи ярче.

— Какой милый тост.

Эпонина подносит бокал к губам.

Жилы на моей шее напрягаются, когда её ноздри раздуваются. Может ли она почувствовать запах соли?

Я хочу перевести взгляд на Сиб, но не могу отвести глаз от Эпонины, которая так и не сделала глоток. Давай же. Давай же. Моё сердце начинает дрожать, как и всё моё тело. Давай же, твою мать.

Когда она резко поднимает на меня глаза, кровь отливает от моего лица.

Она знает…

О, боги, она знает.

Она запрокидывает бокал и пьёт. А когда облизывает губы, её нос морщится.

Ну, хорошо, вероятно, до этого она не знала, но теперь точно должна всё понять.

Она протягивает бокал Таво, и кольца на каждом из её пальцев сверкают.

— Поменяйте мне бокал, Диотто. Змеи налили мне в этот морской воды.

Если она действительно думает, что это змеи подсыпали ей туда соль, то почему она так пристально на меня смотрит?

Когда он забирает у неё бокал, она снова откидывается на подушки и начинает поглаживать кисточку одной из них.

— Тебе лучше задать все свои вопросы, пока эффект не прошёл.

Моё сердце резко замирает.

— Мне жаль.

— Разве?

— Да. Я не люблю выбивать из людей секреты, но я не могу ждать ещё неделю.

Я провожу языком по губам, после чего понижаю голос так, чтобы меня могла слышать только она.

— Где моя бабка?

— На Шаббе.

Я вздрагиваю, пока до меня не доходит, что она говорит о бабушке.

— Мириам. Я имела в виду Мириам.

Она сгибает палец, и, хотя я бы предпочла держаться на расстоянии, я придвигаюсь ближе.

— Близко.

— Насколько близко?

Мой голос вибрирует, как и всё моё тело.

— В Люсе.

— Но где?

Моё сердце успевает издать шесть ударов перед тем, как её рот, наконец, произносит слова, которые укрепляют меня в моём решении уехать из дома Антони, но не в Небесное королевство.

Нет. Я должна отправляться на запад, туда, где раскинулись пляжи и джунгли, в земли, которыми правят женщины, носящие ту же фамилию, которая, как я считала, принадлежала и мне тоже. А я-то надеялась, что никогда больше не увижу ужасную Ксему Росси…

Всё ещё не в силах поверить в то, что моё возвращение в Люс не было напрасным, я касаюсь колена Эпонины и