Книга Пункт назначения 1990. Шаман - Виктор Громов

Кровищи натекло столько, словно тут, прямо в комнате, резали порося. Пришлось оттирать стол, пол, спинку стула. Потом я замочил в тазу перепачканную скатерть и футболку, порадовался, что джинсы кровавый водопад чудом минул. Только после залез в душ и вымылся сам под холодной водой.

В дом вернулся чистый, как рыбка, пропахший земляничным мылом, и понял, что жутко хочу жрать. В животе возмущенно урчало. Вспомнилось, как в детстве мне говорила бабуля: «Кишка кишке бьет по башке». Мои кишки, похоже решили устроить натуральную революцию.

Я прихватил кусок хлеба с колбасой, откусил махом сразу полбутерброда, слегка усмирил революционные настроения, поставил чайник и взялся готовить яичницу с помидорами.

Славка вернулся, когда я выкладывал завтрак на тарелку. Ворвался, повел носом, восторженно потер руки и заявил, усаживаясь за стол:

— Как знал! Как чуял, что ты тут без меня жрешь.

Пришлось делить яичницу пополам. Я сунул Лису под нос тарелку, поставил ему чашку чаю, подвинул бутерброды и сказал:

— Ешь и рассказывай. Что там у вас?

Славка набил полный рот, уставился на меня преданными глазами и принялся отчаянно работать челюстями. Как только рот у него освободился, выпалил:

— Все, как ты сказал. Мальчика нашли у камня, свезли в больницу.

— Что с ним? — Спросил я с тревогой.

Лис отложил вилку, принялся перечислять:

— Перелом ноги, сотрясение мозга, что-то с ребрами. И застудился он сильно. Ночью сегодня +8 было. А он… — Лис махнул рукой, поморщился. — Маленький еще, бестолковый, нарядился совсем легко.

— Что врачи говорят?

— Что говорят, — парень опять взял вилку, поковырялся в яичнице, развешивая жареные помидоры по краям тарелки, ответил — жить будет, но в больнице полежать придется. Лиза то плачет, то улыбается. Тебе предавала спасибо.

Я кивнул. От ее «спасибо» мне было ни тепло, ни холодно.

— А чего так долго?

-ГАИ пришлось дожидаться, везти их на место. Потом еще милиция подтянулась. Короче, только отпустили.

Он отправил в рот последние крохи жареных яиц, подобрал растекшийся желток хлебным мякишем и с надеждой посмотрел на плиту.

— А больше ничего нет?

Я поднялся, достал из холодильника щи, оставленные нам девчонками, плюхнул на конфорку. Славка моментально взбодрился. Сам захлопотал над новой порцией чая. Потом вдруг застыл, напрягся, словно что-то вспомнил. Спросил, не поворачиваясь:

— А что ты там с утра про убийство говорил?

Вопрос меня не обрадовал. Я старался это воспоминание от себя гнать. Но тут… Тут уже не отвертишься. Тем более слышал это не только Лис. Я тоже налил себе чай и начал рассказ.

* * *

Славка, как заводной, ходил по комнате из угла в угол, старательно огибая стол, возле которого на полу до сих пор виднелось темное замытое пятно. Я, как провинившийся школьник, сидел на стуле. Лис был прав. Сто, двести, тысячу раз прав. Только изменить уже ничего было нельзя.

— Кто тебя тянул за язык? — Славка остановился, глянул на меня уже который раз.

Вопрос был риторическим, ответа не требовал. Но я на него все равно ответил:

— Ты же знаешь, от меня это не зависит. Я это не контролирую.

— Не контролирует он. — Сказано это было не зло, скорее устало. — А должен! Ты ж нас всех под монастырь подведешь! Хорошо, что Лиза обычная сельская фельдшерица. Счастье, что у нее нет таких связей, как у Анжелы. Даст Бог, обойдется. Мало тебе объяснили в первый раз? Еще хочешь?

Он в сердцах сплюнул и уселся на другом торце стола. Я машинально ощупал бок. Объясняться с амбалами Льва Петровича второй раз совсем не хотелось. Не понравилось мне их объяснение. Хоть сейчас и расклад был немного другой. Остерегутся они вот так безнаказанно меня избивать. Не рискнут. Или рискнут? Я украдкой бросил взгляд на Славку. Тот сидел неподвижно и смотрел на пейджер. Взгляд мой он сразу уловил.

— Ты понимаешь, — спросил он безжизненным голосом, — что я должен им об этом сообщить?

Я ответил почти шепотом:

— Понимаю.

— Ты понимаешь, — Лис обхватил руками голову, поднял на меня глаза, — что я не смогу этого сделать?

Я кивнул. Я бы тоже не смог.

— Ты понимаешь, — он почти прокричал, — что будет со мной, если Лев об этом узнает?

Я судорожно сглотнул. Мысль об этом раньше не приходила в мою голову. Рука сама оттянула ворот футболки, спустилась к сердцу, да там и осталась.

— Сообщай. — Велел я. — Не надо молчать. Мне они ничего особо не станут делать, зато тебя не тронут.

— Дурак ты, — сказал он с тоской, — я же себя потом не прощу.

Черт! Я бы тоже себя не простил.

— Что делать будем?

— Не знаю, — Славка покачал головой, задумался, нахмурил брови, принял решение, — ничего. Вдруг, обойдется? Вдруг, на этот раз ты увидел туфту? А?

Нет, Слава, не обойдется. Это я знал наверняка. Александра Меня убьют. А убийцу его не найдут ни сейчас, ни потом, через тридцать лет. И я помочь в этом не смогу, потому как лица не видел. Мне стало немного обидно. Была бы хоть какая польза от этого моего прозрения. А так, сплошная головная боль. Да Лиса еще подставил.

— Что скажешь? — Славка все еще ждал ответа.

Я ответил честно:

— Не обойдется.

— Черт…

Он вскочил, отпихнул ногой стул, бросился в сени, выскочил из дома. Я уже ожидал услышать звук отъезжающей машины, но нет — Славка остался на крыльце, зажег сигарету. Вернулся минут через десять.

— Вот что, — голос его стал спокойным, решительным, — пока никому ничего не говорим. Вечером посмотрим новости, тогда и будем думать, что делать. А сейчас надо бы печку раскочегарить — в доме не Африка, а ночью вообще похолодание обещают, замерзнем.

На том и порешили.

* * *

День тянулся бесконечно долго, словно резиновый. К девяти часам и я, и Славка совсем издергались. Мы оба украдкой бросали взгляды на часы, словно пытались подтолкнуть время, заставить стрелки бежать быстрее.

Я все время ловил себя на мысли, что сил нет, как хочется послать все к чертям собачьим, убраться отсюда, уехать куда-нибудь в Сибирь, купить себе новые документы. Хотелось вычеркнуть эту страницу и своей жизни. Чтобы не зависеть ни от чего и ни от кого. Чтобы забыть чертова Льва Петровича