Книга Харроу из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

– Я загляну на соседнюю луну. Там полно отраженной талергии. Рассчитай время. Не упусти ничего. Большая часть жизни тут в океане, но если я ошибаюсь, не давай никому себя съесть, пока будешь внизу.

– Сестра, как мне защитить себя, пока я буду в Реке?

– Ну, не я же у нас гениальная двухлетка! – рявкнула она. Ураганные глаза покраснели, и, говоря, она заламывала руки и смотрела вниз сквозь ресницы.

– Я вернусь примерно через шесть часов. Пока.

Впервые ты осталась одна на чужой планете. Земля под ногами воняла сыростью, в ней ползали маленькие червяки и жучки. Над головой шелестели и трещали листья всех оттенков зеленого: свежего и яркого зеленого, приглушенного, тускловатого зеленого, темного, серо-зеленого. Жаркий и влажный воздух напоминал чье-то дыхание. Солнце обрушивало тебе на голову безжалостное ультрафиолетовое излучение. Ты щурилась на свету. От пота волосы быстро закурчавились. Ты страшно нуждалась в стрижке.

Два дня назад бог пригласил тебя в свою маленькую гостиную и предложил тебе стакан воды, продемонстрировавший, что он учится, и печенье, говорившее, что ему не чужд оптимизм. Император Девяти домов сказал:

– Харрохак, когда за мной закроется дверь, я хочу, чтобы ты была в этой комнате.

– Нет.

– Харроу, прогресса не происходит. Это нормально. Я понимаю. Но я хочу дать тебе время. Хочу, чтобы у тебя было будущее.

– Августин из Первого дома тренировал меня в Реке. Моя некромантия там несравненна, и так было с самого начала. Когда Зверь придет, я встречу его на его же территории.

Бог посмотрел на тебя, изогнул губы в чем-то похожем на улыбку и сказал:

– А ты еще упрямее меня. А я-то думал, что тут я монополист.

Часто ты ощущала его разочарование, как тиски, как давно продуманное в подробностях прикосновение грубой веревки к шее. Так же часто взгляд его кошмарных черных глаз был подобен глотку прохладной воды в пустыне. Твоя любовь к богу походила на любовь к безупречному изгибу подвздошной кости. Твоя любовь к богу напоминала моменты безвременья, наступавшие сразу после пробуждения, когда ты не понимала, кто ты. Моменты, когда ты оказывалась в шкуре другой Харроу, Харроу, которая понимала все с кристальной ясностью. Чтить бога таким образом было легко. Когда-то ты думала, что твоя способность любить умерла, когда ты впервые увидела лик Гробницы, мертвый и неотразимый, воплощение вечной красоты. Хорошо, что что-то еще осталось.

Ты надвинула на голову капюшон перламутрового ханаанского плаща. Солнечный свет палил сквозь него, падал на лицо радужными лучами. Вопили птицы. Небольшие, так что ты их не боялась. Ты их почти жалела.

Очень неприятно было отнимать душу у такой планеты. Раньше тебе такого делать не приходилось, как не приходилось и убивать планеты в одиночку. Эти создания не умрут немедленно со смертью своей планеты. Они будут медленно меняться и наконец обратятся в танергических мутантов, не способных к размножению. Смерть как раз для Девятого дома. Смерть, которая приходит ко всем планетам, лишенным души.

Почва в лесу была топкой и неровной, но первый час ты стоически шла вперед, попивая воду. Потом ты устала, и второй час провела в объятиях крупного, неповоротливого ходячего скелета. Тебе приходилось только отводить от лица ветки и листья – скелет рвался вперед, на ходу топча всплески талергии. С болью, похожей на ностальгию, ты подумала о Дрербуре и о доме, об огромном куполе, венчающем твой храм и кажущемся крошечной точкой с самого низкого уровня, о разреженной влажной атмосфере, о мертвой пустоте космоса за ней. Ты вспоминала шепот молитв в часовне, Второй колокол, гулко гудящий, звон его черного языка, пробуждающий весь Дрербур. Как будто какой-то древний звонарь перенапряг бицепсы, движимый священным рвением, и дергал, дергал и дергал за веревку.

Тело шла рядом с конструктом. Солнце не высушило растаявший лед на ее неровно покрашенных волосах. Влажная жара джунглей ничуть не мешала ей, а напряжение не раскрасило ни длинные тонкие мускулистые руки, ни стройные изящные ноги, ни мертвые щеки. В последнее время она часто сопровождала тебя.

Ты видела все признаки своей смерти. Тебе оставалось жить несколько месяцев. А может, уже и несколько недель. Бог был прав: ты не изменилась, ты не решила свою проблему. Ты была одиноким, отставшим, смертным ликтором. Остальные ушли далеко вперед, за Зверем Воскрешения, который явился, чтобы покарать их смертные грехи и убить их Князя Милосердного.

И все же, в чужом лесу, среди папоротников, листьев, зеленых веток на фоне горизонта – небо было тоже зеленым, но постепенно становилось сдержанно синим – ты почти чувствовала, что снова можешь быть счастливой. Внутри тебя зияла дыра, но даже дыра в своей пустоте может быть полной.

Ты еще не знала, но к этому моменту оказалась примерно в километре от того, что уничтожит твою радость. В дыре могут еще и черви водиться.

33

К четвертому часу ты поняла, что за тобой следят. Смутное ощущение присутствия чего-то очень крупного пробилось сквозь толстый слой талергии, и ты возмутилась: Мерсиморн не смогла определить характер планеты. Очевидно, здесь обитали большие млекопитающие, и тебе придется придумывать способ как-то укрыться, чтобы тебя не сожрали, пока ты будешь терзать душу планеты. Раздражение превратилось в подозрение, когда ты осознала, что обладатель талергической метки идет за тобой. Осторожно, держась примерно в ста метрах позади, но явно идет. Это было несложно. Скелеты ступали очень тяжело. Ты оставляла след, по которому прошел бы слепой полудурок беззвездной ночью новолуния. Ты снова разозлилась, на этот раз на собственную глупость, и остановилась.

Ты встала на полянке и стала ждать своего преследователя. Покрыла небольшой пятачок жирной красной земли костью, чтобы стоять на костяной площадке, касаться ее острием меча и не волноваться, что какой-нибудь кольчатый червь вдруг обовьется вокруг твоих ног. Ты прослушала себя, чтобы убедиться, что никакое инородное тело из воздуха не вторглось в твою иммунную систему. Ты надвинула капюшон на лицо и стала ждать.

Сгусток талергии приближался. С глубоким, диким ужасом ты осознала, что это человек.

А потом на краю полянки появилась женщина в шляпе с козырьком, защищавшим ее темноглазое, резкое, будто ножницами вырезанное лицо от солнца. Женщина в серой мантии, полы которой она завязала вокруг пояса, чтобы они не волочились по грязи. На шее у нее висел мешок из грубого холста, в котором таилась ошеломляющая, гниющая масса танергии, такая неожиданная посреди этой громкой зеленой жизни. За спиной виднелись два меча в потертых ножнах, волосы цвета древних плит в заброшенном храме она заправила за уши.

Ты сказала чужим голосом:

– Я же видела твой труп своими глазами.

– Ну, – ровно ответила Камилла Гект, – никому об этом не рассказывай, иначе они тоже захотят его увидеть.

Ты оценивала ее с безопасного расстояния и вспоминала тело с раной вместо лица, лежащее на длинном куске пластика. Птичьи всхлипы над головой слились в неясное бормотание, ты подняла руку к правому уху и увидела на ней кровь, такую темную, что она казалась почти черной. Камилла сделала шаг вперед, ты отступила, сохраняя прежнее расстояние, и она не стала подходить ближе. Ты смотрела на рыцаря Шестого дома и истекала кровью.