Книга В объятиях демона - Лиза Дероше

Гейб мчится вниз по ступенькам. Его сияние слабеет, когда он подходит. Наконец я вижу его лицо, а на нем — страдание.

— Гейб?

Он пробегает мимо, и мое сердце сжимает ужас, когда я слышу грохот за спиной. Я поворачиваюсь и вижу то, что не могла выбросить из головы с тех пор, как проснулась с этим видением: Люк лежит на полу, мертвенно-бледный и весь в бордовой крови.

ГЛАВА 22 ИСКУПЛЕНИЕ ГРЕХОВ

ФРЭННИ

В больнице слишком холодно, освещение невыносимо яркое, воздух наполнен неприятными запахами, и мне это место совершенно не нравится. Но я не могу уйти, хоть нам и сказали, что Люк не выкарабкается. Я не оставлю его здесь.

Меня спасает лишь Гейб. В его объятиях я словно в коконе. Он не отпускал меня, даже когда на мое плечо накладывали швы.

— Не понимаю, — сквозь слезы говорю я, — Он стал человеком, так зачем Бехериту было убивать его? Люк больше не принадлежал им?

В глазах Гейба застыла боль, а на лице — сочувствие.

— Ты изменила его физически, но жизненная сила Люцифера была связана с адом. Он принадлежал ему больше семи тысячелетий. Настоящий разрыв невозможен. И в итоге он воспользовался этой стороной своей сущности. Призвал всю свою адскую силу, чтобы спасти тебя.

Я думаю о Люке — его жаре и свечении, когда он накрыл меня, отдав последние силы и защитив меня полем, — и сердце сжимается в тугой комок. Ему следовало спасти себя, не меня.

Люди как ни в чем не бывало проходят мимо приемной. Будто не наступил конец света. Как такое возможно? Мир должен сейчас рушиться вокруг нас.

Анестезия понемногу проходит, и плечо начинает ныть, бинты и швы стягивают кожу, но как бы мне хотелось, чтобы все было намного хуже. Чтобы Бехерит убил меня. Тогда мы с Люком были бы сейчас вместе. Я закрываю лицо руками, а Гейб обнимает меня, прижимая к плечу.

— Я не верю, что это происходит на самом деле. Во всем виновата я.

— Мне так жаль, Фрэнни.

— Это нечестно! Он был хорошим — я знаю это. Ему не место в аду.

— Его не отметили для ада. Не факт, что он отправился туда.

— Но ты сказал, что Бехерит забрал его в ад.

— Нет, Фрэнни. Я этого не знаю.

Мое дыхание замирает.

— В смысле, он может оказаться в раю?

Гейб гладит меня по волосам.

— Возможно и так. Его смертная душа была чиста.

ЛЮК

Тишина, белый свет и… пустота. Ничего. Как и в моем сознании. Тело у меня есть — наверное, мое собственное, но я не вижу и не чувствую его. Я ничего не вижу. Мне мирно и спокойно, я просто плыву по течению. Но вдруг в головокружительном порыве меня тянут сквозь время и пространство.

Владыка Люцифер.

Когда я останавливаюсь и головокружение проходит, я открываю глаза с уверенностью, что оказался в Пандемонии. Но вместо этого я нахожусь в конце длинного белого коридора, уходящего вдаль. Передо мной — качающиеся деревянные двери с потертой пластиковой табличкой «ЛИМБ».

Лимб. Туда после смерти отправляются неотмеченные души, и там же их сортируют.

Значит, я умер.

Внезапное осознание того, что я никогда больше не увижу Фрэнни — не прикоснусь, не поцелую, — сбивает меня с ног. Я пытаюсь набрать воздуха в легкие, но затем вспоминаю, что мне не нужно дышать. Я мертв.

Но не Фрэнни. Она в безопасности!

Знание этого проясняет мои мысли. Фрэнни в безопасности. Теперь меня нет на ее пути, и она позволит Габриэлю отметить свою душу. Все у Фрэнни будет отлично. Он защитит ее. Это хорошо. Только так я мог покинуть ее. У нее теперь все наладится.

Сделав усилие, я проталкиваюсь сквозь качающиеся двери в бесконечную комнату. Потолок здесь низкий, с гудящими флуоресцентными светильниками, а стены уходят в неизвестность. Передо мной старый деревянный стол. На нем — множество журналов, разбросанных по шероховатой темной поверхности, и знак, написанный от руки и прикрепленный скотчем спереди. Надпись — небрежные каракули, сделанные наспех черным маркером, гласит: «ВОЗЬМИТЕ НОМЕРОК И ЗАЙМИТЕ МЕСТО». Рядом со знаком стоит красный пластиковый автомат с номерками. Я подхожу к нему и заглядываю за стол. Насколько хватает глаз, видны ряды черных пластиковых стульев, уходящих в бесконечность, большинство из них заняты бесчисленными душами, ожидающими приговор. Остальные бесцельно слоняются кругом со стонами и рыданиями, сетуя на то, что мертвы. Все они серого или бежевого оттенка, некоторые с черным, кроваво-красным или охряным — те, что зависли посередине. Это не отмеченные перед смертью души, поскольку нельзя с определенностью сказать, к какой из сторон они относятся.

Я впервые за это время смотрю на себя, ожидая увидеть обсидианово-черный цвет, но вместо этого нахожу ярко-белый, с примесью сапфирового и дымчато-розового. Белый?! Я с благоговением пялюсь на себя несколько минут, затем собираюсь с силами, тяну номерок из автомата и отрываю листок. На зеленой бумаге, внутри золотого листа, я вижу слово «ОДИН», написанное большими буквами. Поднимаю глаза на светящийся экран над столом.

«Сейчас обслуживается номер 64893394563 172 289516», — гласит он.

Я снова смотрю на свой номерок.

Один.

— Номер один, пройдите, пожалуйста, в кабинет номер один, — отчетливо слышу я в голове андрогинный монотонный голос, но на экране ничего не меняется. Пока я стою, гадая, где мне искать кабинет номер один, передо мной материализуется резная деревянная дверь с большой золотистой единицей, нарисованной на ней. Я поворачиваю ручку и слегка толкаю дверь.

Переступив порог, я оказываюсь в большой светлой комнате с огромным столом из красного дерева и стулом с высокой спинкой по центру. Комната выглядит обманчиво гостеприимной. От очага огромного камина, где потрескивают задорные огоньки, доносится приятный запах пекана. Бежевые кожаные диваны и кресла беспорядочно стоят между многочисленных книжных полок. Среди корешков книг, рассыпанных на журнальном столике из красного дерева неподалеку от меня, я вижу «Чистилище» Данте и не могу сдержать улыбку. Михаил хорошо подготовился.

Он парит над полом рядом с камином спиной ко мне, а его белые одеяния слегка колыхаются на несуществующем ветру.

Как театрально!

Он медленно поворачивается и улыбается, но его улыбка лишена теплоты. Поглаживая черную бородку, он внимательно изучает меня. Темные волосы и кожа создают резкий контраст с бледно-голубыми глазами, от чего они даже светятся, придавая ему зловещий вид — без сомнения, с целью запугать. Михаил знаменит этим.

— Добро пожаловать, Люцифер. Очевидно, Всемогущий пропустил тебя вне очереди. Я бы заставил тебя подождать. — Он указывает на уютное кожаное кресло, стоящее перед столом, — Присаживайся.

— Нет, спасибо. Предпочитаю постоять. — Я слишком долго варился в этой каше, чтобы сейчас терять бдительность рядом с архангелом. Особенно с этим. Проведя вечность за вынесением приговоров, он приобрел комплекс Бога.