Книга Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

— Только вот нет у нас этой самой амуниции в том количестве, в каком она есть у них, — Макс проговорил едва слышно, кусая ноготь. — Мы же оба работаем на внешнюю разведку и знаем все цифры. Они превосходят нас и в людях, и в вооружении. И это только русские. А теперь посчитай союзников, и их авиацию, и их вооружение, и их амуницию… А что, если они откроют второй, западный фронт? Да мы же физически не сможем сравниться с ними в цифрах. Кто-то должен открыть глаза фюреру, пока не стало слишком поздно. Пока ещё можно что-то сделать.

— Он не хочет ничего слышать, Макс, ни цифры, ни своих генералов, которые докладывают ему о реальной ситуации на фронте. Одни только разговоры о возможном проигрыше он считает дефитизмом и приказывает расстрелять всех и каждого, кто проявляет подобные настроения.

— Но Генрих, это же неправильно! Он сделает так, что мы лишимся самой нашей страны… Да он же истребит нас всех!

— Макс!

— Что, Урсула? Я только озвучиваю, что у всех на уме, но что все боятся высказать вслух. Да половина командного состава разделяет моё мнение!

— Макс, я тебя умоляю, перестань говорить подобные вещи!

— Кто-то должен о них говорить, родная!

— Папа, смотри!

— Офицерский состав с передовой тоже так считает. Я ходил на встречу с некоторыми людьми, и все они соглашаются в одном: что если лидер партии лишился способности мыслить чётко, ослеплённый своей властью и отказывающийся взглянуть правде в лицо, то он больше не является настоящим лидером.

— Макс!!!

— Мы не можем выиграть эту войну просто потому, что наш фюрер считает, что мы — высшая раса. Войны выигрываются оружием и машинами, а не чьим-то свидетельством и рождении. Генрих, пойдём со мной на следующее собрание и послушай, что они предлагают. Это наш долг — спасти нашу страну, пока ещё есть возможность.

— Каким образом? Убив Гитлера? — напрямую спросил Генрих.

— Вы что, серьёзно об этом говорите? — Урсула перевела взгляд с мужчин на меня. — Ты их слышишь? Они что, и вправду серьёзно?

— Если это единственно возможное решение, то да, — спокойно заявил Макс.

— Да ты нас всех на тот свет отправишь одними твоими разговорами! — Урсула потёрла виски, до сих пор не веря словам мужа.

— Это он нас всех на тот свет отправит, если его не остановить! Генрих, говорю тебе, пойдём со мной, только послушай этих людей; у них есть вполне осуществимый план…

— Макс. Послушай меня внимательно. Ты всё равно ничего не изменишь. Прошу тебя, не втягивай себя ни во что с этими людьми. Тебе о семье надо думать.

— Макс, послушай Генриха, умоляю тебя! — Урсула присоединилась к моему мужу.

— Генрих, мы всё ещё можем что-то сделать…

— Нет, не можем, Макс. Поверь мне, уже не можем.

Глава 18

— Рабочий день почти закончился.

— Мм, нет… Не хочу идти домой.

— А как насчёт поехать домой вместе?

Я тихонько рассмеялась и покачала головой. Последние десять минут я провела на коленях у своего шефа, который целовал меня в совершенно непозволительной манере, с одной его рукой внутри давно расстёгнутой формы, а другой — у меня под юбкой.

— К кому именно домой, герр обергруппенфюрер?

— Ко мне. Твой муж наконец-то в отъезде, и мы можем всю ночь провести вместе. — Он слегка прикусил мою нижнюю губу.

— Нет, не пойдёт. А что, если он позвонит, а меня нет дома?

— Тогда поехали к тебе.

— Нет, соседи увидят твою машину… И к тому же, моя горничная дома.

— Тогда возьмём твою машину. — Он пододвинул ко мне телефон. — Позвони своей горничной и скажи, что ты её отпускаешь на сегодня. Мы вполне можем поужинать в каком-нибудь ресторане.

Я снова улыбнулась, пряча лицо у него на шее.

— Как тебе всегда с такой лёгкостью удаётся меня уговорить?

Мы ужинали вдвоём в публичном месте всего второй раз с момента нашего знакомства. Первый раз случился почти пять лет назад, в Польше, когда я чуть не попалась в руки гестапо с радио, спрятанном в чемодане. Сегодня мы решили не говорить о войне, политике или о чём бы то ни было касательно РСХА, и просто быть обычной парой, пусть оба мы и состояли в браке с другими людьми.

Мы держались за руки во время ужина; а закончив целую бутылку шампанского, мы пошли танцевать. Я была так бессовестно счастлива просто прижиматься лицом к его плечу, когда он вёл меня в танце, слишком близко к себе вопреки всем нормам приличия, и мы оба только ухмылялись в ответ на косые взгляды, которые люди постоянно бросали в нашу сторону. Эрнст, делавший всё всем назло, конечно же только подливал масла в огонь и целовал меня в губы прямо посреди зала, и пусть только кто попробует хоть что-то сказать самому шефу РСХА.

Когда мы вернулись к столу, нас уже ждал наш десерт. Официанты из кожи вон лезли, чтобы угодить их высокопоставленному гостю и его…скажем так, они были очень любезны и обращались ко мне «Фрау,» кем бы они меня там не считали. Эрнст при этом каждый раз прятал довольную ухмылку; ему нравилось, когда люди думали, что я была его женой. Вскоре он пододвинул стул ещё ближе к моему и начал нашёптывать жутко неприличные вещи мне на ушко, целуя моё запястье и сжимая моё колено другой рукой. «Пора собираться домой,» подумала я. «Ещё пять минут, и он начнёт меня раздевать прямо здесь». Но планы наши были нарушены громким воем сирен противовоздушной тревоги, перебившим даже громкую музыку внутри.

Эрнст и я обменялись встревоженными взглядами, в то время как остальные гости спешили расплатиться по счетам и броситься в ближайшее бомбоубежище.

Эрнст не скрыл разочарованного вздоха.

— Что хочешь делать? Бежать вместе с остальными или остаться здесь и провести ночь в их винном погребе? Или попробовать добраться до дома?

Я встала и потянула его за рукав.

— При всём уважении к вашей храбрости, герр обергруппенфюрер, я слишком молода, чтобы умирать. Пошли!

— Ты ведь понимаешь, что нам придётся провести ночь в обществе сотни человек, не так ли? — Эрнст бросил деньги на стол, но всё же последовал вслед за мной к выходу.

— Ну, выбора у нас особого нет!

— Спасибо, чёртовы британцы, что испоганили мне весь вечер, чтоб вам всем провалиться! — шеф РСХА прокричал в ночное небо снаружи, вызвав у меня приступ смеха и ещё несколько косых взглядов в нашем направлении.

— Эрнст! — я попыталась его утихомирить, в то же время стараясь не смеяться.

— Что? Да пошли они, чёртовы томми!

Он так и продолжил ругать на чём свет стоит в не совсем лицеприятных выражениях всех союзников и британскую авиацию в частности, пока мы наконец не спустились вслед за толпой в ближайшее бомбоубежище. Солдаты и полицейские, следящие за порядком внизу, сразу же замерли с руками по швам, едва заметив генеральские погоны Эрнста. Они хотели было освободить для нас отдельную скамью, но Эрнст отрицательно покачал головой в ответ на предложение.