Книга Параллельщики - Татьяна Буглак

– Тишины… – Я сказала это еле слышно.

– Слышали? Пошли вон!

– Ты, мальчишка!..

– Я не моложе вас! И я гражданский, как и она. У вас нет на нас никаких прав. Дайте ей отдохнуть!

Послышались шаги, негромко скрипнула дверь, щелкнул замок. Лаки снова заглянул ко мне:

– Точно ничего не нужно?

– Понять, где я. – Я хотела улыбнуться, но сил не было.

– В больнице. Большего я пока не могу сказать. Могу позвать санитарку. Но, прости, отсюда не уйду – я боюсь за тебя. Тут такая заваруха!

– Тогда… дай попить, и все. – Я снова начала «уплывать». Знакомое состояние, и лучше не сопротивляться слабости. Сквозь дремоту услышала вопрос:

– Ты сказку не дослушала, рассказать?

– Нет, я и так в сказке. – Кажется, я это когда-то уже говорила, ну и пусть. Я улыбнулась и уснула.

– Сплюшка, есть пора.

– Угу. – Я открыла глаза. На небольшом металлическом столике у кровати стояли алюминиевая миска с молочным супом и эмалированная кружка с чаем.

– Тебе помочь? – Лаки присел на край моей кровати. – Назили здесь нет.

– Сама попробую. – Я приподнялась на локте, парень торопливо подсунул мне под спину еще одну подушку и свернутое одеяло.

– Точно справишься? Бери ложку, миску я тебе не дам, сам подержу.

Неудобно это, когда кто-то держит тарелку и смотрит, как ты ешь, а ты еле справляешься с ложкой и стараешься не облиться. С Назилей было проще – она все-таки женщина.

– Поела? Теперь чай. Сама не удержишь, не лапай. Напилась? В туалет надо? Позову санитарку.

– Сама! – я дернулась.

– Дура, но ладно, давай хоть доведу. – Лаки вздохнул, потом дотащил меня до крохотного санузла, в котором еле помещались унитаз и раковина, а вместо кабинки душа была дыра слива в полу. – Все, сама справишься.

Я восстановила сбитое после всего-то трех шагов дыхание. Странно все это. В прошлый раз мы жили в отдельном флигеле, за нами ухаживала Назиля, и Алексей Александрович раза два-три в день заглядывал, а тут – одна конура на двоих, никаких врачей и скудная еда. Заставила себя умыться, вытерлась застиранным вафельным полотенцем (значит, все же не в своем мире, у нас таких качественных тканей давно не делают), стукнула в дверь и была оттранспортирована Лаки обратно на кровать. Снова восстановив дыхание, поинтересовалась:

– Что случилось? Объясни, где мы?

– Не могу. – Он опять присел на край моей кровати. – Лучше ты расскажи, как вернулась? Все у тебя хорошо на родине?

Я, откинувшись на подушки, стала рассказывать, стараясь говорить бодро и казаться счастливой, но вскоре обиды последних месяцев прорвались: и на непонимающих меня знакомых, и на утомительную назойливость пожилых коллег-свах, и на отвращение, вызываемое фильмами и музыкой. Лаки слушал, отвернувшись от меня и глядя в одну точку на ширме, потом обернулся:

– Ты же что-то смотрела, когда я пришел? Какие-то мультики? Расскажешь?

Я несколько замялась, потому что пересказывать мультфильмы Миядзаки, причем парню, – несколько необычное дело. Но тут щелкнул замок двери, и в нашу комнату (палату? камеру?) зашли трое мужчин в накинутых поверх строгих костюмов белых халатах.

– Аркадий Счастливцев, выйдите!

Ни тебе «здравствуйте», ни «как себя чувствуете». Лаки побледнел и встал, сжав кулаки:

– Не выйду! Вы не имеете права ее допрашивать!

– Мы не собираемся вести допрос, а вот к вам имеем право применить силу. Охрана!

– Погодите. – Я с трудом подняла руку. – Лаки – мой друг, и я требую, чтобы он оставался здесь. Он не будет вмешиваться. Но если вы попробуете применить силу, разговора не будет!

– Хорошо. – Все трое сразу же согласились, отослав двух появившихся «шкафов» в форме, и переглянулись с двусмысленными улыбками. Пусть думают, что хотят.

– Аркадий, вы не имеете права ни словом, ни жестом вмешиваться в разговор! Идите за ширму!

Он, быстро взглянув на меня, скрылся за тканевой перегородкой. Я посмотрела на мужчин, стараясь не показать своей слабости и усталости:

– Слушаю вас.

Следующие полчаса были заняты, если так можно выразиться, коллективным монологом этих мужчин. Они очень много говорили о работе конторы, о моем вкладе в изучение пространственных феноменов и отключение установок, и все в том же духе; рефреном же шло замаскированное под просьбу требование дать им разрешение войти в квартиру и забрать «кейс» для «проведения соответствующих исследований и следственных мероприятий». Я слушала все это, пытаясь своими измученными мозгами понять: как мои заслуги согласуются с этой вот тюремной камерой, и вообще что им нужно? Ведь в прошлый раз они пришли в закрытую квартиру и разрешения не спрашивали. И сейчас наверняка могли бы забрать свой «кейс» без моего ведома. Установить-то его без моего согласия они, понятное дело, не могли, а вот забрать… Если они не останавливаются перед угрозами, то прибор им ой как нужен, а тут вдруг именно моего разрешения спрашивают.

– Я устала. – Я закрыла глаза. – Я думала, вы хотите знать, что произошло, объяснить то, что непонятно мне, а вы только о своем приборе говорите. Вы можете его забрать…

На лицах мужчин промелькнули победные улыбки, один из них уже открывал папку, собираясь вытащить какой-то документ, за ширмой едва слышно скрипнула кровать Лаки. Я продолжила:

– Вы сможете забрать его, когда я встану и смогу вернуться домой. Ваши люди ведь сами настаивали, что прибор я должна отдать лично, из рук в руки, под подпись. Я не хочу нарушать слово.

– Поймите, записанные в нем показания – свидетельство против осуществивших нападение в вашем мире! Против тех, кто пытался уничтожить ваш город! Чем быстрее мы получим эти сведения, тем быстрее закончится следствие и виновные понесут наказание!

Они говорили со мной, как с дурочкой, терпеливо повторяя раз за разом одно и то же. И в общем-то были по-своему правы, учитывая мое состояние. Я не подыгрывала им, просто из-за слабости не могла сконцентрироваться, чтобы понять, что происходит, но чувствовала, что соглашаться нельзя.

– Чем быстрее я окрепну, тем быстрее вы заберете прибор. Простите, у меня нет сил и я очень хочу есть.

– Вы понимаете, что ваши действия мешают следствию?

– Мне плохо, я хочу есть, и сейчас все равно не пойму, что вы от меня хотите. – Я не преувеличивала, мне было невероятно паршиво, голова кружилась, до тошноты хотелось есть, в глазах стоял туман.

– Вызовите врача! – не выдержал Лаки. – И принесите же поесть!

Мужчины, поняв, что ничего не добьются, вышли, а Лаки снова сел на край моей кровати:

– Ты как? Совсем плохо? Вот, хотя бы воды выпей, больше тут ничего нет.