Книга Стильная жизнь - Анна Берсенева

– Ничего не изменилось… – обводя глазами комнату, сказала Светлана. – Кровать новую купил… Мы же здесь жили когда-то, – объяснила она. – Свекры на дачу переехали, а мы здесь, и Антошка здесь родился. Книг только почти не осталось, – заметила она. – Иван Антонович забрал, наверное, у него хорошая библиотека была: ничего лишнего.

– Ты на квартиру пришла посмотреть? – не выдержала ее элегического тона Аля.

– И верно, зачем тебе это слушать, – кивнула Светлана. – Пошли на кухню, покурим.

– Выпьешь? – спросила Аля, когда они уселись на кухне и Светлана закурила.

– Нет, – покачала головой та. – Потом… Думаешь, я бы не выпила где-нибудь, если б хотела? Гигантское усилие воли пришлось приложить… Не говорит он тебе, что жизнь требует волевых усилий?

– А разве он не прав? – усмехнулась Аля.

– Прав. Я – наилучшее доказательство.

– Света, скажи, чего ты хочешь? – поморщилась Аля. – Мне с тобой за жизнь разговаривать неинтересно.

– А с кем интересно? С ним, что ли? Так он этого не любит. Потому и театр бросил: чтоб зря нервную систему не напрягать.

Аля насторожилась при этих словах. Наверняка она имела в виду тот самый Арбатский театр, о котором упоминал и Венька Есаулов.

– Слушай, налей все-таки, а? – попросила Светлана. – А то совсем тошно стало. Как увидела все здесь… Не ожидала, что так будет. Я же отсюда пробкой вылетела, с такой ненавистью, что думала, взорву все это, если еще раз увидеть доведется. Я его так любила, что до сих пор страшно вспоминать, – вдруг, совершенно неожиданно, сказала она.

Аля открыла холодильник, поставила на стол начатую бутылку водки. Светлана дотянулась до дверцы буфета, не глядя достала оттуда рюмку и, мгновенно наполнив ее, выпила залпом. Она сидела, сжимая пустую рюмку длинными, узловатыми пальцами. На ее руках проступили красные пятна – наверное, нервная экзема.

Але и самой стало страшно, когда она услышала ее слова. Впервые она подумала о Светлане как о сопернице; до сих пор ей это и в голову не приходило. А что: ребенок, общее прошлое, в котором, кажется, много всего было – вот и Арбатский театр. Даже штамп до сих пор стоит в паспорте…

– Да ты не бойся, – словно угадав ее мысли, сказала Светлана. – То все кончилось. Он как отрезал, а что со мной происходит – это и раньше ничего не значило, а теперь и подавно.

Она захмелела моментально, от воробьиной дозы. Да это было и неудивительно: как все постоянно и помногу пьющие люди, она могла опьянеть, кажется, от одного вида бутылки.

– Я правда только из-за тебя пришла, не из-за него, – предупреждая ее вопрос, сказала Светлана. – Честно скажу, я еще надеялась, что он… Все-таки Антошка… Даже когда ты появилась. А потом мне стало наплевать – почему, сама не понимаю. Чего ждать, когда все равно внутри все пусто? Даже если б он меня обратно взял… Я уже и полюбить не могу – ни его, никого…

Голос у нее был севший, хрипловатый. Она говорила не очень связно, глаза ее увлажнились – наверное, от водки.

– Но зачем я тебе? – медленно произнесла Аля.

Все напряглось у нее внутри, когда она смотрела на Светлану. Она не знала, чего ожидать от этой женщины, чем обернется разговор, и внутренне собралась, готовая встретить любой удар.

Та невесело улыбнулась.

– Боишься? Напрасно… Чего меня теперь бояться? Я тебя, наоборот, предупредить хочу. Я только когда клип этот увидела, поняла. Венька делал клип? – спросила она, и тут же сама себе ответила: – Венька, Венька. Уж больно душевно, Илья так не умеет. Зато использовать умеет всех на полную катушку, этого у него не отнимешь. Большой организаторский талант! – В ее голосе мелькнула горькая нотка. – Да, о чем это я говорила? – Язык у нее уже немного заплетался, но она налила себе еще рюмку. – Когда тебя в клипе, говорю, увидела, я все сразу поняла. Учти, он тебя тоже использует.

У Али в груди похолодело. Не то чтобы она готова была верить каждому слову этой спившейся женщины, не то чтобы считала ее оракулом… Но в том, что она говорила, и даже в том, как говорила, – была какая-то тяжелая убедительность.

– Как… использует? – тихо спросила Аля. – Почему? Ты ерунду говоришь! – Голос ее окреп. – Ну, снял в клипе, что в этом плохого? Я и сама хотела!

Светлана посмотрела на нее грустно, как на ребенка.

– Конечно, хотела, – согласилась она. – Поди плохо! Лучше, чем шляться неприкаянной. И еще снимет, будь спокойна. Пока успех будешь иметь, а это скорее всего долго будет длиться: данные есть у тебя.

– Он меня любит, – тихо сказала Аля.

Ей казалось, что больше не надо говорить ничего, и спорить не надо. Эти слова все должны были объяснить, Светлана не могла не почувствовать этой правды!

– Любит, – кивнула та. – Насколько может.

– А кто любит по-другому? – язвительно спросила Аля. – Кто любит больше, чем может? Ты, что ли?

– Отчего бы ему тебя не любить? – словно не слыша, продолжала Светлана. – Вы с ним смотритесь просто потрясающе, такая эффектная пара! Мы с ним никогда так не смотрелись… Ты и в глаза никому особенно не лезешь, и дурочкой бессловесной не выглядишь; держишься в самую точку. А главное, ты ему нужна, он на тебе такой капитал сделает – я даже не про деньги, хотя и деньги тоже… Он же сгорает от этого: от того, что ему не дано…

– Замолчи! – Алин голос срывался на крик. – Я не хочу больше этого слушать! Ты просто отомстить ему хочешь, через меня ему хочешь отомстить! Ты…

Неожиданно Светлана заплакала, упав головой на стол. Может быть, это были просто пьяные слезы: она всхлипывала, вздрагивала, даже зубами скрипела – так, что страшно было слышать этот скрип.

– Отомстить! – вырывалось у нее сквозь всхлипы. – Какое – отомстить! Да я, может, и сейчас… Да плевать мне на тебя, мне до тебя дела нет, использует он тебя или еще что, стала бы я из-за этого беспокоиться!.. Не могу я тебя с ним видеть, не могу, понимаешь?! С другими бабами могла, а с тобой – не могу! Себя вспоминаю… – Она на мгновение перестала плакать, подняла голову. – Я же на тебя была похожа когда-то…

– Ты – на меня?

У Али глаза округлились от изумления.

– Теперь, конечно, не видно. Не лицом, нет. Но я тоже такая была… Это трудно объяснить! Иван Антонович мне говорил, но я так все равно не объясню, как он умел. Когда внешность одно, а изнутри что-то большее идет – так, что ли… Вот как у тебя. Я ведь дурочка тогда была, попрыгунья-стрекоза, в ГИТИСе пять лет проучилась – книг даже не хотела читать. Свекор, помню, сердился ужасно: Света, пропадет талант, на одном нутре долго не протянешь! Ну, мне ни до чего дела не было – только Илья. А потом и вовсе все стало до лампочки, какие уж там книжки…

Але показалось, что Светлана успокоилась. Во всяком случае, говорить стала тише, без крика и всхлипов.

– Мы с ним поженились, только когда Антошка родился, но до этого долго жили. Ты вот не веришь, что я на тебя похожа была, а я правду говорю. Конечно, пластика не такая выразительная, но вот именно сочетание… У меня внешность была очень строгая, холодноватая такая, скульптурная – а внутри такая страсть, что от одного голоса все с ума сходили. Не то что теперь… И эффект был потрясающий: этот наружный холод и этот голос! Когда у нас в театрике первая премьера была – Венька с Ильей Шекспира ставили, «Зимнюю сказку» – успех похлеще был, чем у Ивана Антоновича во МХАТе. Декорации Костя сделал – вообще закачаешься… Илюшка такой гордый ходил, ему же это как маслом по сердцу. Так все хорошо шло, мне даже не верилось. Проснусь иногда утром и думаю: неужели это все правда со мной? Быть не может, я такого не выдержу просто!.. Вот и не выдержала, – горько улыбнулась она.