Книга Веспасиан. Павший орел Рима - Роберт Фаббри

С такими мыслями он наблюдал за тем, как его солдаты маршируют к своему месту на плацу и выстраиваются там в ровные ряды и колонны рядом с двумя когортами преторианской гвардии, застывшей на почётном месте напротив трибуны. Как только они заняли своё место и отсалютовали, Веспасиан встал рядом с Сабином и другими легатами и префектами у помоста, с которого Плавтий должен был обратиться к солдатам с речью. Чтобы её услышали все, по полю расставили множество вестников, которые должны были донести слова генерала до самых дальних рядов.

Как только последнее подразделение заняло своё место, на плацу появился Плавтий. Как проконсула его сопровождали одиннадцать ликторов. На его фоне шедший рядом Нарцисс со своей свитой из двух рабов выглядел жалко. Оставив вольноотпущенника стоять у подножия лестницы, генерал поднялся на помост. Ликторы выстроились перед ним, символизируя власть Рима — власть, которой он здесь в полной мере располагал, власть повелевать и требовать, карать и миловать.

Следуя приказу, прозвучавшему откуда-то из-за спин легионеров в сверкающих на утреннем солнце доспехах, те приветствовали своего генерала, хотя и без обычного воодушевления.

Выждав несколько мгновений и мудро уловив тот момент, когда хор приветствий начал стихать, но ещё не стих до конца, Плавтий вскинул руки, призывая к молчанию.

— Солдаты Рима, я стою сейчас перед вами не только как ваш генерал, но и как ваш брат. Как ваш генерал я руковожу вами, но как ваш брат я готов делить с вами все трудности, которые нам придётся испытать. Как солдат я прекрасно знаю, что трудности — такая же часть нашей жизни, как и победы. Но, какими бы ни были трудности, мы всегда побеждаем. Тем не менее нам нужно отправиться в поход и завоевать победу, чего мы никогда не добьёмся, оставшись здесь, в палатках.

Плавтий сделал паузу, ожидая, пока вестники разнесут его слова по рядам солдат, разделённых штандартами и знамёнами, с четырьмя орлами легионов впереди. Веспасиан внимательно всматривался в лица ближайших к нему легионеров. Насупленные брови и поджатые губы особой надежды не внушали.

— Мне понятны ваши страхи, — продолжал Плавтий, — вы не стремитесь к неизведанному. Но Британия — не неизведанное. Наши армии уже были там почти сто лет назад, и они возвращались, и позже! И, приходя туда, они сражались там не со сказочными чудовищами и злобными духами, но с людьми, которых не так уж трудно победить. Более того, они возвращались с данью и выгодными договорами.

— Мне кажется, он выбрал не ту тему, — прошептал Сабин на ухо Веспасиану во время очередной паузы. — Солдатам наплевать на дань и договоры, им нужны добыча и женщины.

— Он не может им этого обещать. Если мы действительно хотим замирить тамошние племена, нам нужно победить их в бою, заставить их сложить оружие и сделать из них союзников или, по крайней мере, добиться их нейтралитета, чтобы двигаться дальше на запад, не беспокоясь о защите тылов.

Как будто в подтверждение слов Сабина из передних рядов легионеров раздался постепенно нараставший гул голосов. Слова Плавтия о дани и договорах явно не произвели на солдат должного впечатления.

Плавтий, лицо которого сохраняло каменное выражение, продолжил:

— Поэтому я обращаюсь к вам, солдаты Рима. Вы не должны допустить, чтобы беспочвенные страхи стали на вашем пути к славным победам. Мне лично знаком боевой дух Девятого Испанского с нашей совместной кампании в Паннонии.

Из рядов Девятого легиона донеслись не слишком громкие приветствия.

— И мне известно о мужестве и боевом духе Второго, Четырнадцатого и Двадцатого легионов, которые они проявили при защите рубежей нашей империи на Рене, — продолжил свою речь Плавтий. — Я знаю это из донесений, которые я прочёл, когда меня назначили командиром нынешнего похода, и теперь я с нетерпением жду случая собственными глазами убедиться в их правдивости.

Упомянутые Плавтием легионы не обратили ни малейшего внимания на его слова. Враждебный гул нарастал, к нему присоединился стук древками копий по земле. Центурионы орали на солдат, требовали, чтобы те прекратили шум, но это было бесполезно. Только преторианцы стояли неподвижно, оставаясь абсолютно невозмутимыми. А вот в глазах генерала читалась растерянность. Плавтий глянул вниз на Нарцисса и едва заметно кивнул вольноотпущеннику. Нарцисс посмотрел на преторианские когорты, поднял руку и направился к помосту. Из рядов преторианцев вышли два гвардейца с большим деревянным ящиком. Тем временем удары древками копий о землю переросли в угрожающий мерный грохот.

Веспасиан застыл в том же напряжении, что и все остальные офицеры.

— Неужели он думает, что может своей пустой болтовнёй исправить положение? — пробормотал Сабин на фоне нарастающего шума.

— Полагаю, он пытается испробовать последний шанс, ещё раз бросить кости, — ответил Веспасиан, заметив, что Нарцисс встал рядом с Плавтием на помосте, — Тот шанс, ради получения которого мы рисковали жизнью.

Водрузив ящик на помост, преторианцы заняли свои места в строю. Ритмичный стук копьями продолжал нарастать, и из толпы легионеров уже слышались выкрики: «Нет!» и «Мы не пойдём!»

Нарцисс опустился на колени, открыл ящик и сунул в него руки.

Крики между тем звучали всё громче: всё больше и больше солдат демонстративно отказывались отправляться в поход. Центурионы и опционы, которых было в сорок раз меньше, чем рядовых легионеров, были бессильны их утихомирить и теперь стояли, злобно взирая на своих подчинённых и исходя яростью из-за собственной неспособности усмирить распоясавшуюся солдатню.

Нарцисс выпрямился, держа в обеих руках деревянный шест, один конец которого всё ещё был скрыт в ящике. С немалым усилием он рывком поднял шест вверх, и глазам присутствующих предстал орёл Семнадцатого легиона.

Передние шеренги двух центральных легионов постепенно прекратили стучать по земле древками копий. Вскоре тишина распространилась на два соседних легиона и вспомогательные когорты. Глаза всех до единого устремились на величественный символ Рима.

— Ваш император поднял для вас павшего римского орла! — громко произнёс Нарцисс, как только шум утих настолько, чтобы его голос мог быть услышан. — Он возвращает вам орла Семнадцатого легиона!

Вестники разнесли его слова по затихшим рядам солдат. Со стороны преторианских когорт раздался взрыв ликующих возгласов. Он был мгновенно подхвачен легионами с обеих сторон, а затем волной прокатился через всю армию от когорты к когорте в такт крикам вестников, передававших слова Нарцисса всё новым и новым колоннам легионеров, пока каждый солдат не осознал, на какой великий символ он взирает. При этом каждый спешил выразить свой восторг громким восклицанием, стараясь перекричать своих товарищей.

Веспасиан и стоявшие рядом с ним офицеры с искренней радостью присоединились к всеобщему ликованию — и не только по поводу возвращения орла, но и отдавая должное таланту Нарцисса. Что ни говори, а хитрый грек ловко сумел изменить ситуацию.

Плавтий повернулся и отсалютовал золотому символу, вознёсшемуся над армией: прижал руку к груди и вытянулся по стойке «смирно». Заметив его жест, центурионы во всех легионах тотчас отдали команду солдатам последовать примеру генерала. Ещё несколько мгновений, и к орлу вытянулись сорок тысяч рук с зажатыми в них копьями; преторианцы начали скандировать: «Слава Цезарю!» Вскоре их крики перешли во всеобщую здравицу, оглушительным воплем разносившуюся по полю.