Книга Богема - Дафна дю Морье

– Мне очень жаль, если вы получили недобрые вести, – сказал он. – Может быть, мне поехать с вами и подождать вас у больницы?

– Нет, – сказала Селия. – Все в порядке. Большое вам спасибо. Всего доброго.

Когда она вошла в больницу, у нее возникло чувство, будто каким-то непостижимым образом повторяется то, что произошло днем. Ей опять пришлось войти в комнату с вывеской «Справочное», и опять за столом она увидела женщину в пенсне. Но на этот раз женщина была одета в форму медсестры. И она не улыбалась. Она выслушала ее, кивнула и сняла телефонную трубку.

– Все в порядке, – сказала она, – вас ждут. – Она нажала кнопку звонка, и Селия следом за другой медсестрой проследовала в лифт.

Как много этажей, как много коридоров, как много медсестер, думала Селия, и где-то в этом огромном здании лежит Папа… он ждет меня, он совсем один, и он никогда, никогда не поймет. Он думает, что я сделала то, чего обещала никогда не делать. Что я ушла и бросила его, что теперь у него никого и ничего не осталось.

Наконец они вошли не в общее отделение, чего она опасалась, а в одноместную палату. Папа лежал на кровати, глаза у него были закрыты.

Он, конечно, умер, подумала Селия. Давно умер. Наверное, он умер, как только вышел из машины и посмотрел через дорогу на служебный вход «Ковент-Гардена».

В палате находились врач, сиделка и медсестра. На враче был белый халат. На шее у него висел стетоскоп.

– Вы мисс Делейни? – спросил он.

У врача был удивленный и несколько озадаченный вид. Селия поняла, что они, наверное, ожидали увидеть Марию. Они не знали о ее существовании. Не предполагали, что есть еще одна дочь.

– Да, – сказала она. – Я самая младшая. Я живу вместе с отцом.

– Боюсь, что вы услышите неприятные новости, – сказал врач.

– Понимаю, – сказала Селия. – Он умер, да?

– Нет, – сказал врач, – но он перенес удар. Он действительно очень болен.

Они подошли к кровати. Папу закутали в больничную рубашку, и было нестерпимо видеть его в этой одежде, а не в его собственной пижаме, не на его собственной кровати. Он тяжело и непривычно громко дышал.

– Если он должен умереть, – сказала Селия, – то я бы хотела, чтобы он умер дома. Он всегда боялся больниц. Он не хотел бы, чтобы это случилось здесь.

Они как-то странно посмотрели на нее – и врач, и сестра, и сиделка, и Селия подумала, что все трое сочли ее грубой и неблагодарной, ведь они так старались помочь Папе, положили его сюда, на эту кровать, и заботятся о нем.

– Мне понятны ваши чувства, – сказал врач. – Все мы немного боимся больниц. Но вовсе не обязательно, что ваш отец умрет, мисс Делейни. Сердце работает нормально. Пульс ровный. У него на редкость здоровый организм. Дело в том, что в подобных случаях практически невозможно ничего предсказать. Не исключено, что в таком состоянии с незначительными изменениями он проживет недели, месяцы.

– Он будет чувствовать боль? – спросила Селия. – Остальное не имеет значения. Он будет чувствовать боль?

– Нет, – ответил врач. – Нет, боли не будет. Но он будет абсолютно беспомощным. Вы это понимаете? Днем и ночью за ним будет необходим профессиональный уход. У вас дома есть такие возможности?

– Да, – сказала Селия. – Да, конечно.

Она сказала так, чтобы убедить врача, и тут же с поразительной при данных обстоятельствах ясностью мыслей и бесстрастной предусмотрительностью стала думать о том, как переделать бывшую комнату Марии в комнату для сиделки и как они с сиделкой будут по очереди ухаживать за Папой; слуги, конечно, будут недовольны, ведь им прибавится работы; они даже могут пригрозить уйти, но тогда придется что-нибудь придумать; возможно, Труда сумеет приехать на несколько недель; а то и удастся уговорить Андре вернуться на какое-то, пусть самое непродолжительное, время; во всяком случае, новая молоденькая горничная очень старательная и усердная.

Мыслями Селия умчалась в будущее и уже думала о том, что, как только потеплеет, можно перенести кровать Папы в старую гостиную на втором этаже, которой они давно не пользовались. Понадобятся новые портьеры, но их найти несложно, зато там ему будет веселее и спокойнее.

Врач протягивал ей стакан с какой-то жидкостью.

– Чего вы от меня хотите? Что это? – спросила она.

– Выпейте, – спокойно сказал врач. – Видите ли, вы перенесли сильное потрясение.

Селия проглотила содержимое стакана, но лучше ей отнюдь не стало. Жидкость была горькой, неприятной на вкус; ноги Селии вдруг ослабели, сделались ватными, и она почувствовала безмерную усталость.

– Я бы хотела позвонить сестре, – сказала она.

– Разумеется, – сказал врач.

Он вывел Селию в коридор, и она вдохнула кошмарный стерильный безликий запах больницы, запах, впитавшийся в стены здания, увидела яркий свет, голые, до блеска вымытые полы и стены. Они не имели никакого отношения ни к медсестре, которая шла рядом с ней, ни к врачу, который крутил на пальце стетоскоп, ни к Папе, лежавшему в беспамятстве в той комнате, где они его положили, ни к другим больным, распростертым на своих кроватях.

Врач ввел Селию в небольшую комнату и включил свет.

– Можете позвонить отсюда, – сказал он. – Вы знаете номер?

– Да, – ответила Селия. – Благодарю вас.

Он вышел в коридор. Селия набрала номер Марии в Ричмонде. Но к телефону подошла не Мария. А Глэдис, горничная.

– Миссис Уиндэм еще не вернулась, – сказала Глэдис. – Она ушла днем с ребенком, и с тех пор мы о ней не слышали, почти с двух часов.

В голосе горничной слышалось удивление и легкая обида. Она словно давала понять, что миссис Уиндэм, по меньшей мере, могла предупредить, что задержится.

Селия прижала руки к глазам.

– Хорошо, – сказала она. – Не важно. Я позвоню позднее.

Она опустила трубку и снова сняла ее. Попросила дать ей номер телефона комнаты Найэла в театре. Набрала его и ждала, ждала. Конечно, думала она в новом приливе смертельного отчаяния, сознавая свою полную беспомощность, не может быть, чтобы их обоих не было дома именно теперь, в эту минуту моей жизни, именно теперь, когда они мне так нужны; конечно же, хоть один из них непременно придет мне на помощь. Потому что я не хочу идти домой одна. Не хочу оставаться в доме одна, без Папы.

Из трубки все летели и летели гудки.

– Извините, – наконец услышала она голос телефонистки. – Никто не отвечает.

Голос телефонистки звучал холодно, отчужденно, и сама она была не более чем номер на коммутаторе, а не человек с душой и сердцем.

Селия выключила в комнате свет и стала нащупывать дверную ручку. Но не могла найти ее. Ее руки скользили по ровной, гладкой поверхности двери. И в приступе внезапной паники она принялась бить в нее кулаками.