Книга Тайны Третьего Рейха. "Гладиаторы" вермахта в действии - Олег Пленков

Исполнительная власть руководства армией была также ограничена экономическими организациями, которыми распоряжался Геринг как генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану. Разделение властей в полицейских и экономических вопросах дало возможность руководству армией после войны сваливать вину на другие инстанции; на самом деле, имела место борьба компетенций и их запутанность. На Нюрнбергском процессе Кюхлер поразил членов трибунала заявлением о том, что он как командующий армией не имел никакой исполнительной власти в оккупационном районе. Он сказал, что если в Первую мировую войну генерал Бюзинг стал генерал-губернатором Бельгии, то это означало, что тот был исполнительной и законодательной властью в Бельгии и только он нес за нее ответственность; в его сферу компетенций никто не имел права вмешиваться. Гитлеровская же организация власти, по словам Кюхлера, привела к распылению компетенций по разным сферам: полицейской, экономической, по вопросам рабочей силы; единой же надзирающей и ответственной инстанции не было. Несмотря на это оправдание, наряду с множеством убийств гражданских лиц опергруппами полиции безопасности и СД, командующему 18-й армией было предъявлено обвинение в расстреле эсэсовцами 230 психически больных женщин в бывшем Макарьевском монастыре. В дневнике XXVIII-ro армейского корпуса была запись от 26 декабря 1941 г. о том, что вопрос о расстреле согласован с командующим (поскольку такие больные и в Германии подлежат умерщвлению как «недостойные жизни существа»), а сам расстрел поручено осуществить СД. Отпираясь, Кюхлер, говорил о том, что ничего не помнит по этому эпизоду, тем не менее этот расстрел суд вменил ему в вину. Кюхлер, в отличие от фон Лееба, был приговорен судом к самому большому сроку тюрьмы — к двадцати годам.

В отношении разделения полномочий и отсутствия единой власти Кюхлер был прав, но не следует забывать, что полномочия АОК 18-й были все же весьма велики — Берлин находился далеко, и если бы АОК чего-либо сильно захотел, он всегда мог это осуществить, аргументируя военной потребностью. Нужно вести речь не о полномочиях, а о желании, поскольку на территории в 12 тысяч км2 (такую территорию занимала 18-я армия в декабре 1941 г.) командующий армией был скорее удельным князем, чем подчиненным бюрократом.

Линия окружения Ленинграда в основном совпадала с линией фронта, хотя местами в ходе тяжелых боев войска кое-где захватывали или уступали несколько сотен или тысяч метров. На этом фронте часто шла изнурительная позиционная война: в окопах, на изрытой воронками местности и в развалинах населенных пунктов. Значительные потери группы армий «Север» автоматически означали отказ от активных действий по захвату Ленинграда; реализация планов по разрушению Ленинграда также отодвигалась в неопределенное будущее. Задача группы армий «Север» сводилась отныне к плотной блокаде города минимальными силами. В осаде Ленинграда принимало участие более 700 тысяч немецких солдат — приблизительно столько же людей погибло в осажденном городе от голода и болезней. 18 сентября Гальдер писал в дневнике «о голоде как о нашем союзнике». Даже сам фон Лееб 2 сентября сказал, что город следует принудить к сдаче голодной блокадой. Но если для Лееба голод был инструментом для захвата города, то ОКВ и ОКХ считали целью уморить голодом все население. Геринг также утверждал, что захват и оккупация больших городов экономически нежелательна. Таким образом, при планировании блокады Ленинграда сплелись военные, идеологические и экономические мотивы.

Об этих ужасающих планах солдаты 18-й армии в сентябре 1941 г. ничего не знали. Командующий группой армий фон Лееб жаловался на то, что он вынужден вести войну малыми силами; фон Кюхлер был огорчен известием о переносе центра тяжести нападения: в виду желанной цели его армия должна была пережидать войну в блокаде. 12 сентября в 18-й армии начал распространяться слух, что армия не будет входить в Ленинград. Планирование оккупации, однако, продолжалось: для непосредственной оккупации города предназначался L-й армейский корпус (командующий армией генерал Линдеманн должен был стать комендантом города), а также эсэсовская полицейская дивизия. Командование 18-й армии первоначально планировало организовать питание миллионного города и отыскивало для этого ресурсы; фон Лееб даже высказывался за передачу гражданского населения советской стороне, но сверху пришел запрещающий приказ. Солдатам и офицерам было непонятно, как будет организован оккупационный режим в городе, который умирает от голода. 18 сентября Гальдер позвонил в штаб Лееба и сказал, что он рассчитывает на уничтожение города не военной силой, а голодом. В тот же день, 18 сентября, Гитлер заявил, что капитуляцию Ленинграда следует принимать только в случае вступления в него, поэтому группе армий «Север» было приказано самостоятельно не принимать капитуляции, но передать этот вопрос на рассмотрение ОКВ и ОКХ. Как раз в эти дни части 18-й армии так близко подошли к городу, что имели возможность прорваться к центру. 20 сентября Кюхлер признавал, что 20-ти его измотанных пехотных дивизий недостаточно для захвата города. Вскоре пришел приказ Кейтеля не вступать в город, ибо тогда его придется кормить. 20 сентября фон Лееб был в 18-й армии и подтвердил приказ остановить наступление по всему фронту и перейти к обороне — началась блокада. В последующие месяцы какого-либо усиления линии обороны 18-й армии не предпринималось.

Интересно отметить, что под Колпино блокаду держала даже испанская «Голубая дивизия», являвшаяся 250-й дивизией вермахта. Немецкий генерал Польман в своих мемуарах весьма похвально отзывался о ней: он писал, что с октября 1941 по октябрь 1943 гг. ее боевые действия были выше всяких похвал, дивизия проявила готовность к самопожертвованию, а ее солдаты и офицеры после войны у себя на родине с гордостью носили немецкие награды. Генерал, правда, не указывал, что «Голубая дивизия» была идеологическим войском Испанской Фаланги, и там за довольно значительную плату служили добровольцы. Также в блокаде Ленинграда принимали участие словацкие части.

То, как ОКВ представлял себе будущее Ленинграда, стало ясно 21 сентября, когда письменно были зафиксированы следующие позиции: сначала герметическая блокада, артиллерийские обстрелы, авианалеты, голод, затем арест и интернирование или изгнание оставшихся в живых, затем полное разрушение города и передача его территории финским союзникам. Так Кейтель обрисовал картину будущего Ленинграда в письме Маннергейму. В этом чудовищном плане соединились гитлеровская расовая идеология уничтожения и холодный расчет военного руководства. И 18-я армия стала армией палачей, осуществлявшей преступный приказ.

Приказ же ОКВ о нанесении как можно большего ущерба осажденному городу при практическом отсутствии тяжелого артиллерийского вооружения и весьма эффективной советской противовоздушной обороне был невыполним. Таким образом, боевая задача 18-й армии сводилась к отражению ежедневных атак Красной армии и блокированию возможного исхода из города голодающих ленинградцев. Когда офицер Iа группы армий «Север» 24 октября посетил дивизии, непосредственно блокировавшие Ленинград, то все его спрашивали: что делать, если из города начнет прорываться гражданское население; перспектива стрелять по женщинам, детям и старикам казалась солдатам невыносимой. Для того чтобы избежать ненужного морального давления на личный состав, Браухич предлагал обнести минными полями позиции 18-й армии. Фон Лееб, напротив, считал, что в случае капитуляции советских войск гражданское население должно быть переправлено в советские районы. В ОКВ высказывали намерение окружить Ленинград колючей проволокой с током и предложить американскому президенту Рузвельту обеспечить пропитание жителей осажденного города. К счастью для солдат 18-й армии, сценарий, которого они больше всего боялись — непосредственный контакт с миллионами умирающих от голода людей — не осуществился. Осажденный город выказал готовность к сопротивлению и внутреннюю сплоченность. С другой стороны, кое у кого были, по всей видимости, и другие настроения: так, 18 февраля 1942 г. СД обращала внимание на то, что в Ленинграде нарастает озлобление против немцев в связи с тем, что «они не входят в город». Через месяц, 16 марта, описывая отношение гражданского населения к немецким войскам, служба безопасности подчеркивала, что оно характеризуется злобой к вермахту: «они сидят, сытые, в своих теплых бункерах, а мы тут дохнем от голода».