Книга Оружие для Слепого - Андрей Воронин

– Справедливо, – согласился Сиверов, отпивая глоток кислого кофе.

Он любил и кофе, и лимон, но отдельно, правда, и виду не подал.

– А теперь, Глеб, поставь себя на его место. Возможно, противнику уже стало известно, что произошла ошибка и убит не Кленов, а человек, пытавшийся выдать себя за него – майор Грязнов. Такие вещи долго держать в секрете невозможно, ведь доктор Кленов продолжает работать, идут исследования, за которыми противник следит зорко. Я даже не удивлюсь, если пара спутников постоянно наблюдает за лабораторией и подходами к ней.

– Это уж наверняка.

– А теперь представь себе… Кто-то, назовем его «икс», находящийся здесь, в Москве, выполняя задание спецслужб, организовал убийство. Киллер выполнил свою задачу, как ты считаешь, с ним расплатились?

– Не сразу, – отозвался Глеб, – лишь после того, как контролер Николай Меньшов разузнал, что убийство совершено.

– После этого наверняка рассчитались.

– Вне всякого сомнения, – усмехнулся Сиверов, вспомнив деньги на квартире бывшего спортсмена.

– И вот теперь заказчик узнает, что его провели, что убит не доктор Кленов, а офицер ФСБ. Что бы ты предпринял на его месте?

– Деньги заплачены, а дело не сделано, – не задумываясь, отвечал Глеб. – Было бы логично, если бы заказчик предложил киллеру доплату за еще одну попытку.

– Да, ты читаешь мои мысли.

– Если заказчик – это наемник, посредник, передающий деньги, ему выгоднее использовать уже апробированный путь, старые кадры. Он предпочтет доплатить, чем заплатить заново.

– Скорее всего, ты прав, Глеб.

– Но я на сто процентов уверен, что Николай Меньшов не был в данном конкретном случае убийцей, он выполнял лишь роль контролера. Он не стал бы рисковать, светиться во второй раз в подъезде, чтобы удостовериться в том, что видел собственными глазами.

– Значит, прижать его мне не удастся, – с горечью заключил Потапчук.

– Оружие, найденное в доме, чистое?

– Естественно. Конечно, в лаборатории еще проверяют, но надежд осталось мало. Настоящий профессионал никогда не притащит к себе в дом оружие, из которого убит человек.

– Что-нибудь особенное в квартире обнаружили?

– Практически нет. Разве что тайник в ванной, над подвесным потолком, но там пусто. Меньшов, скорее всего, собирался уехать и даже не знал, вернется ли когда-нибудь на эту квартиру. Поэтому все необходимое находилось в дорожной сумке.

Генерал Потапчук сделал все, что мог, и Глеб понимал это, но все же спросил:

– Меньшову за это время никто не звонил?

– Его телефон поставили на прослушивание, но ни одного звонка не поступало.

– Понятно, – Глеб допил кофе. – Но так не может быть, чтобы в квартире, где человек жил три года, не нашлось ничего, что бы могло вывести нас на его связи.

– Ровным счетом ничего. Из документов есть лишь паспорта, и ни одной записи. Мы даже газеты старые просмотрели, на полях не записано ни одного телефона, лишь некоторые объявления подчеркнуты. Но к делу это не имеет никакого отношения.

– Неужели совсем ничего?

– Абсолютно! Такое впечатление, что Меньшов, после того, как покинул спорт, вообще не жил – ни фотографий последних лет, ни счетов, никакой, хотя бы маленькой зацепочки.

– Такого быть не может! – убежденно произнес Сиверов.

Потапчука это задело за живое и он подумал:

«Конечно, легко сидеть здесь и рассуждать. Мои люди обшарили каждый сантиметр квартиры, простучали каждую паркетину, пролистали каждую книгу на полке, изучили старые газеты и даже мусор в ведре».

– Если он собирался уехать с сумкой, – задумчиво сказал Глеб, – значит, там и нужно искать. Ее-то отдавать в ваши руки он не собирался, верно? Сумка еще на квартире? – живо поинтересовался он.

– Да. Кроме оружия, конечно, оно на экспертизе.

– Едем, – Сиверов поднялся. – Я на сто процентов уверен: ваши люди, Федор Филиппович, что-то упустили. И я не удивлюсь, если то, что нам нужно, будет висеть прямо на стене, на самом видном месте. Помните, как в рассказе Эдгара По? Надеюсь только, что человек, прослушивающий телефон, не сидит по старинке в квартире, и все-таки переключили линию?

– Я распоряжусь, чтобы в квартире никогда не было, когда мы приедем.

– Отлично.

* * *

Вот уже второй раз за сегодняшний день Глеб входил в квартиру Николая Меньшова.

«Я-то надеялся, мне возвращаться сюда не придется. Вот уж, никогда не знаешь, как сложится…»

По всему чувствовалось, здесь совсем недавно проводился обыск. Ручки на всех дверях были обсыпаны коричневым порошком для снятия отпечатков пальцев, такие же пятна остались на стеклах – оконных и в шкафу. Стопки книг, развернутые, лежащие одна на другой газеты… В воздухе все еще витал запах табачного дыма.

«Нервничали ребята, вот и курили», – подумал Глеб.

Все содержимое сумки, кроме коробок с оружием, которые увезли в лабораторию, было аккуратно разложено на столе. На стуле висели брюки с вывороченными карманами.

– Все здесь просмотрели десять раз, Глеб, – безнадежно махнул рукой генерал.

Сиверов зажег все лампы, какие только были в комнате. Еще в первый свой визит он заметил, что ковер над кроватью неровно покрыт пылью, словно на нем что-то висело, а потом это сняли. Глеб забрался с ногами на диван и осмотрел неровно взъерошенный ворс.

Затем аккуратно, большим и указательным пальцем вытащил почти не видную, утонувшую в ворсинках булавку, какой портные скалывают детали еще не готовой одежды.

– Все спортсмены награды на виду держат, вот и он держал их тут, – подумав, сказал Потапчук и показал на медали, лежавшие на столе. – Ленточки-то выцвели, значит, на открытом месте находились. Даже за стеклом, в шкафу, им так не выгореть.

Сервант стоял в темном углу, а ковер висел на солнечной стене. Тут генерал был прав, даже обои там выгорели значительно больше, чем возле серванта.

Глеб взял одну из медалей и примерил ее к тому месту, где обнаружил булавку.

– Даже эта, с самой короткой ленточкой, и то низко болтается, головой задеваешь, когда сидишь. Медали висели вот на этом шурупе, – и Глеб указал на один из шурупов, державших ковер.

Если все остальные были закручены в пробки почти вплотную к стене, то этот немного выступал. Сиверов отчертил рукой линию на ковре, как раз там, где ворс не был примят.

– Вот тут и висели. Булавками, Федор Филиппович, прикалывают что-нибудь легкое – плакаты, открытки, фотографии…

Сиверов взял в руки большой почтовый конверт, найденный в сумке, и высыпал десять раз пересмотренные людьми Потапчука фотокарточки на стол. Он не ошибся: на доброй трети снимков по уголкам виднелись маленькие дырочки от булавок. Эти фотографии, снятые с ковра, отличались от других и тем, что выгорели на солнце. Бумага по краям пожелтела, цвета стали не такими яркими, сместились в коричнево-зеленую гамму.