Книга Из любви к искусству - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я подумаю, – по-прежнему глядя в окно, сказала Варвара. – Все это еще нужно кате следует обдумать… Спасибо тебе, Дорогин.
– За что?
– А за все, – сказала Варвара и больше не проронила ни слова до самого своего дома.
Дорогин проводил ее до самой квартиры, отклонил не слишком настойчивое предложение выпить чашечку кофе и ушел только после того, как за Варварой захлопнулась дверь. Усевшись за руль, он в очередной раз поправил сползающую на глаза повязку, запустил двигатель и стал думать о том, под каким соусом преподнести эту историю Тамаре.
Ночные приключения оставили у него на душе очень неприятный осадок. Было такое ощущение, словно кто-то очень большой и грубый уперся грязной потной пятерней ему в лицо и презрительно оттолкнул: не лезь, сявка, не твоего ума дело… Он вертел события так и этак, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, но все было тщетно. У него все время выходило, что кто-то заранее знал и о том, что сервиз будет найден, и о том, кто и при каких обстоятельствах его обнаружит, и даже о роли Варвары Белкиной в этом деле. Ведь не зря же за ней следили те двое! Этого просто не могло быть, но иного истолкования имевших место событий Дорогин не находил, сколько ни пытался.
Сворачивая на проселочную дорогу, которая вела к его дому, Муму решил, что эта история еще далеко не закончена, и дал себе слово позвонить Белкиной, как только проснется.
Петрович задумчиво сложил трубку мобильного телефона и не торопясь положил ее на край стола. Он позвонил на квартиру Перельмана сразу же, как только Борис сообщил ему по мобильнику, что во двор дома, где жил учитель, въехала машина Серого. Мамонтову повезло: трубку взял не Серый, который, чего доброго, мог бы узнать его по голосу, а сама журналистка. Запугать бабу ничего не стоило: она, похоже, и сама понимала, что влезла не в свое дело и зашла чересчур далеко. Под каким бы слоем земли и мусора ни лежали большие деньги, они обязательно рано или поздно вылезут на поверхность, и у них тут же появится хозяин, который будет защищать свою собственность от любых посягательств. А кому быть хозяином? Ответ прост: тому, у кого хватит сил и решимости им стать. Эта роль не для бабы-журналистки и уж подавно не для очкастого учителишки. Это понятно любому, у кого в голове есть хотя бы одна извилина. Учитель сглупил, возомнив о себе лишнее, и был за это наказан, зато Белкина, похоже, очень хорошо все поняла и больше не станет путаться под ногами.
«Только не надо расслабляться, – сказал себе Петрович. – Кто же верит бабе на слово? И потом, где-то рядом с ней все время болтается этот Серый. Парень он крутой. Мне бы таких хоть десяток, я бы горя не знал. Но он не со мной, он сам по себе, и он наверняка в курсе всех подробностей этого дела. То, что за ним никого нет, ничего не значит. Все мы когда-то начинали с нуля, и он может решить, что этот сервиз – его шанс стать человеком. Он не учитель, у него хватит сил на то, чтобы потягаться со мной. Заломать меня у него не получится, но крови он мне попортит ох как много… Очень опасная компания – Серый и эта журналистка. Того и гляди, уговорят друг друга рискнуть… Серый опасен и сам по себе, а вот журналистка без него – тьфу и растереть… Значит, главный противник – Серый. И нечего ждать, когда он сделает свой ход, надо бить первым, да так, чтобы больше не встал. С этим сервизом у меня хватит забот и без Серого. Не хватало еще все время оглядываться через плечо на этого неприкаянного быка. Убрать его, пока не успел напакостить, и спокойно заниматься своим делом.»
Петрович попытался представить, на какую суму может потянуть такая уникальная вещь, как сервиз работы Фаберже, и тут же поспешно одернул себя: торжествовать победу было рано. Он еще не видел сервиза, да и как определишь его стоимость, не проконсультировавшись с надежным и компетентным человеком?
Петрович взял стоявшую на столе початую бутылку водки и до краев наполнил обыкновенный граненый стакан. С тех пор как он занялся бизнесом, ему приходилось пить из самой различной, порой баснословно дорогой и всегда очень изящной посуды, но в глубине души он сохранил верность старому доброму граненому стакану: эта тара лучше любой другой подходила для того, чтобы настоящие мужчины пили из нее настоящий мужской напиток, а именно – русскую водку.
Ему было за что выпить. Реализация уникального сервиза сулила такую прибыль, что сама по себе могла считаться вполне солидным деловым предприятием. Петровичу безумно наскучило вынужденное бездействие, и он был рад возможности напрячь мозги и мускулы, чтобы в очередной раз оставить далеко позади всех конкурентов и натянуть нос ментовке. Да, за это стоило выпить!
Он выпил водку не торопясь, как воду, до последней капли, не дрогнув ни единым мускулом лица. Поставив стакан на стол, он какое-то время посидел неподвижно, а, когда вызванное лошадиной дозой жидкого пламени внутреннее содрогание прошло, все так же спокойно и неторопливо взял сигарету и закурил. Все, что можно было сделать на данный момент, было сделано. Оставалось только ждать и надеяться, что эти придурки Борис и Самсон благополучно доставят на место свой драгоценный груз, не угодив при этом в лапы ментам. О том, что его бойцы могут попросту сбежать вместе с сервизом, Петрович даже не думал: нужно было очень хотеть собственной смерти, чтобы отважиться на такой поступок.
Он успел выкурить еще три сигареты, прежде чем его бойцы, успевшие по дороге сменить угнанный автомобиль на «опель» Батона, позвонили в дверь. Он открыл им сам и молча указал на свой кабинет.
Бойцы выглядели неважно, и Петрович сразу вспомнил, что обоим ни разу не приходилось работать «по мокрому». Это было хорошо: теперь оба отморозка были связаны с ним намертво. Лишь бы они не слишком наследили в квартире этого Сухомлинского…
Коротышка Самсон, перекосившись на бок, волок за ручки здоровенную клетчатую сумку. Внутри сумки при каждом его шаге что-то глухо брякало, и Петрович невольно поморщился: разве можно так обращаться с уникальными вещами!
– Вот, Петрович, – сказал Самсон, опуская свою ношу посреди кабинета, – доставили, как вы велели.
– Покажи, – потребовал Мамонтов.
Самсон раздернул «молнию» сумки, порылся внутри и вынул темную, с прозеленью медную чашку, на боку которой ярко горело, отражая свет мощного потолочного светильника, пятно чистого золота. Петрович не считал себя экспертом, но кое-что смыслил в драгоценных металлах. Он издали узнал этот блеск, и сердце у него радостно дрогнуло: все-таки это не было уткой, как он в глубине души побаивался, и ему удалось-таки снова оседлать удачу.
Сохраняя недовольное выражение лица, он брезгливо, двумя пальцами взял чашку за украшенную какими-то листиками и завитками ручку и осмотрел со всех сторон.
– М-да, – неодобрительно промычал он и вернул чашку Самсону. – Поставь свой баул вон туда, в угол. Надо будет показать знающим людям. По мне, так ничего особенного…
Он заметил, как вытянулись украшенные одинаковыми кровоподтеками физиономии бандитов, и лениво добавил: