Книга Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер

Так что же такое Зембла? Настоящая страна – или плод воображения помешавшегося от тоски Кинбота? В одной из первых рецензий на «Бледный огонь» обозреватель New Republic Мэри Маккарти писала о «реальной Новой Земле – островах в Северном Ледовитом». Действительно, на старых европейских картах эти острова так и обозначены – Nova Zembla. Маккарти же отметила, что несколько столетий назад Александр Поп использовал слово Zembla по отношению к этим островам и в качестве метафоры чужого и далекого Севера[16].

В течение пятидесяти лет читатели увлеченно разбирали книгу по косточкам, но никто так и не догадался, что сумасшедший рассказчик «Бледного огня» не первый король Земблы. За несколько столетий до того, как Набоков загорелся безумным Чарльзом Кинботом, этот титул носил реальный человек, у которого был свой мучительный побег из королевства, одновременно реального и вымышленного, – и похоже, Набоков прекрасно о нем знал[17].

4

Из трех экспедиций на Новую Землю, совершенных бесстрашными голландскими мореплавателями в конце шестнадцатого столетия, первая оказалась успешной, вторая – нет, а третьей везения и неудач досталось поровну. Всеми тремя руководил Виллем Баренц, мечтавший найти Северо-Восточный торговый путь из Европы в Китай. В первое плавание морякам удалось выйти в неведомый доселе океан и достичь северной оконечности архипелага. Во втором путешествии команда потеряла одного из матросов, на которого напал невесть откуда взявшийся белый медведь, и застряла во льдах на южном краю Новой Земли.

В мае 1596 года, когда Баренц в третий раз вышел из амстердамской гавани, рассчитывая, что арктические воды уже оттаяли, моряков снова обступили ледяные глыбы. Голландцы смотрели в небо и видели три солнца в обрамлении тройной радуги. Если небесные миражи оказались им в новинку, то ситуация на воде была пугающе знакомой: все больше и больше льда собиралось вокруг кораблей – а вместе со льдом и полярных медведей. Споры о том, какого направления держаться, длились почти месяц, после чего пути двух кораблей разошлись. Медведи тем временем плавали вокруг судов в поисках пищи или забирались на дрейфующие поблизости льдины, чтобы перепрыгнуть оттуда на борт.

Двигаясь вдоль скалистого берега, путешественники обогнули северную оконечность Новой Земли. Но обледенение в том году началось раньше. Вскоре вышли из строя румпель и руль, а шлюпку раскрошило о борт корабля. После пятидневной битвы с замерзающим морем Баренц оказался в ледяной ловушке.

Дрейфующие льдины с оглушительным грохотом бились о корабль. Казалось, что судно развалится на части; его выдавливало из воды все выше и выше, а из океана подходили все более крупные айсберги. Баренц, две недели цеплявшийся за слабую надежду выбраться, понял, что команде придется зимовать на Новой Земле.

Морякам предстояло пережить шесть месяцев жестоких морозов, и они понимали, что без хижины им не обойтись. Деревья на островах не росли, а разобрать корабль означало лишить себя последнего шанса вернуться домой. Голландцы отправились на поиски прибитого к берегу плавника, и тут судьба преподнесла им волшебный подарок: с материка на Новую Землю принесло несколько цельных стволов. Деревья лежали довольно далеко от корабля, и моряки смастерили салазки, чтобы перетащить их.

В ясную погоду работа ладилась, но при плохой видимости матросы боялись отдаляться от судна, понимая, что медведь учует человека гораздо раньше, чем человек разглядит медведя. Корабельный плотник умер, когда хижину еще не начинали строить. Пришлось похоронить его в расщелине скалы: вырыть могилу в промерзшей земле было невозможно.

Две недели тяжелого труда ушло на то, чтобы установить несущие балки. Еще через семь дней строительство было закончено, но когда моряки начали переносить продукты с корабля в новое жилище, на их след напали медведи. Вдобавок оставленная на морозе бочка пива замерзла, и у нее выбило дно. От первой беды спасались шумом и пулями, а вторая оказалась не такой уж и страшной – было настолько холодно, что вытекавшее из бочки пиво тут же замерзало, и его можно было собирать кусками. В новый дом перенесли часы и лампу, в которую приспособились заливать топленый медвежий жир.

Из хижины, лишь отчасти защищавшей от снежных бурь, мореплаватели смотрели на полярную луну, которая ни днем, ни ночью не сходила с небосклона. Стены изнутри покрылись дюймовым слоем льда. Когда настала двухмесячная полярная ночь и часы замерзли, люди не теряли счета времени только благодаря тому, что отмеряли каждые полусуток принесенным с корабля песочным хронометром.

К середине декабря закончились дрова, но моряки сумели откопать остатки древесины, которая пошла на строительство хижины. Рождество не принесло ничего, кроме снежной бури, которая намела сугробы выше дома, замуровав людей внутри. Обычная обувь насквозь промерзала, поэтому приходилось носить вместо нее свободные бахилы из овчины поверх нескольких пар носков. Запасы топлива опять иссякли, и люди начали сжигать ненужные вещи. Выглянуть наружу можно было, только высунув голову в дымоход.

Когда погода наладилась, путешественники прибрались в хижине и запасли как можно больше дров. Тут они вспомнили, что на дворе 5 января, вечер Крещения – та самая Двенадцатая ночь, в которую, по голландским поверьям, нарушается заведенный порядок вещей и все становится вверх дном.

В честь праздника пекли лепешки и угощались капитанским печеньем, которое макали в остатки вина. Моряки воображали, что вернулись домой и пируют за королевским столом. За отсутствием пирога с запеченным бобом «бобового короля» выбирали жребием. Так и получилось, что 5 января 1597 года – в день, который запомнят века, – безымянный ныне канонир третьей экспедиции Виллема Баренца вытащил заветную соломинку и до полуночи правил как первый король Новой Земли, мнимый владыка льда и смерти, повелитель надежды и отчаяния, государь пустоты.

5

1 октября 1961 года – в день переезда Владимира и Веры Набоковых в «Монтрё-Палас», Запад смотрел на Новую Землю не в предвкушении новых открытий, а в апокалиптическом ужасе. СССР объявил о начале ядерных испытаний. За те несколько недель, что Набоковы оформляли договор с отелем и перебирались на третий этаж старого крыла, прогремело десять атомных взрывов; в течение следующих двух месяцев их ожидалось еще больше дюжины.

С 1951-го по 1958-й годы шла гонка вооружений, грохоту советских бомб регулярно вторили разрывы американских, а порой и британских. Но осенью 1961 года в качестве средства устрашения Советский Союз начал использовать свои полигоны. СССР хотел показать, что его военная мощь не уступает американской, притом что имевшиеся у него на тот момент четыре межконтинентальные баллистические ракеты не шли ни в какое сравнение с арсеналом США.