Книга Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов

Если же турецким кораблям будет допущено по-прежнему перевозить войска, боевые припасы и провиант из одной гавани в другую, то и русские суда должны пользоваться таким же правом. Подобные условия могли бы прервать враждебные действия на море между Россией и Портой.

По размене официальных нот между нашими резидентами в Париже и Лондоне, генералом Киселевым и бароном Брунновым, и обоими союзными кабинетами, оказалось, что правительства Франции и Англии имели в виду не только защищать турок от всякого нападения со стороны моря, но и способствовать им в снабжении своих портов, препятствуя, вместе с тем, в случае нужды и силой оружия, свободному плаванию русских судов в прилежащих к нашим владениям водах Черного моря.

Несмотря на уверения в неизменном дружественном расположении к России, изъявленные в депешах союзных держав, и преимущественно со стороны Англии, русские посланники, согласно инструкциям, данным на случай неудовлетворительного ответа на их поручение, немедленно прервали дипломатические сношения и потребовали свои паспорта. Непосредственно затем, послы Англии и Франции, аккредитованные при русском дворе, также сообщили графу Нессельроде о прекращении дипломатических сношений с Россией.

Император Николай, видя явное пристрастие Франции и Англии в «восточном вопросе», обратился к берлинскому и венскому дворам с предложением заключить, на случай войны Англии и Франции против России, договор, на основании которого обе германские державы обязались бы соблюдать строжайший нейтралитет, поддержанный силою оружия.

Со своей стороны, российский монарх повторял уверение в готовности своей прекратить войну, как только будут обеспечены достоинство и пользы его империи; в случае же если дальнейшее развитие событий произведет изменение относительно положения дел в Турции, петербургский кабинет обязывался не принимать никакого решения без предварительного соглашения со своими союзниками. Это предложение было сообщено кабинетам обеих германских держав русским посланником в Берлине Будбергом и отправленным в Вену графом Алексеем Федоровичем Орловым.

Прусское правительство отвечало депешей министра иностранных дел прусскому резиденту в Петербурге. Указав на совещания четырех держав в Вене по «восточному вопросу» и на обоюдные обязательства их, от которых не может отказаться Пруссия, берлинский кабинет полагал, что принять участие в вооруженном нейтралитете совокупно с Россией и Австрией – значило бы подвергнуть себя таким случайностям, которых последствия нельзя было предвидеть.

Дипломатическая миссия графа Орлова была столь же неудачна. На предложение нейтралитета, в случае принятия участия в войне западными державами, император австрийский отвечал вопросом: обяжется ли российский монарх не переходить через Дунай, очистить по окончании войны Дунайские княжества и вообще не нарушить целости владений. Когда же граф Орлов сказал, что наш государь не может принять на себя таких обязательств, император Франц-Иосиф объявил ему, что в таком случае и он также не может принять сделанное ему предложение.

«Я должен, – продолжал он, – держаться оснований, принятых мною совокупно с тремя великими державами, руководясь единственно пользами и достоинством моей империи». Непосредственно за тем австрийское правительство усилило войска, стоявшие в Трансильвании, 30-тысячным корпусом, о чем тогда же сообщено лондонскому кабинету.

За несколько дней до разрыва дипломатических сношений между Россией и западными державами, Наполеон III отнесся к нашему государю с письмом, в котором, говоря от имени четырех держав, старался доказать, что Франция и Англия оставались зрителями военных действий, не принимая в них участия, пока Россия ограничивалась отражением турок.

«Но Синопское дело, – писал Наполеон, – заставило нас принять положение более решительное. Франция и Англия не считали полезным посылать десантные войска в помощь Турции. Их флаг не принимал участия в делах на суше. Но на море было иное: три тысячи орудий при входе в Босфор присутствием своим довольно громко возвещали Турции, что две первенствующие морские державы не дозволят напасть на нее с моря. Синопское событие было для нас столько же оскорбительно, сколько и неожиданно.

Неважно то, хотели ли турки или нет перевезти военные запасы на русские берега (!). Дело в том, что русские напали на турецкие суда на водах Турции, в турецкой гавани, стоявшие спокойно на якоре. Они истребили их, несмотря на обещания не вести наступательной войны, несмотря на соседство наших эскадр. Нанесено оскорбление не политике нашей, а нашей военной чести. Пушечные выстрелы Синопа грустно отозвались в сердцах всех англичан и французов, которые живо чувствуют народное достоинство.

Все воскликнули дружно: союзники наши должны быть уважаемы везде, куда могут достигать наши выстрелы! Наши эскадры получили предписание войти в Черное море и, если окажется нужно, предупредить силой повторение подобного события. Посему послано было санкт-петербургскому кабинету сообща объявление, что, не позволяя туркам переносить наступательные действия на берега, принадлежащие России, мы будем покровительствовать снабжению турецких войск в их собственных владениях.

Что же касается до русского флота, то препятствуя ему в плавании по Черному морю, мы имеем в виду сохранить на время продолжения воины залог, равноценный (equivalent) турецким владениям, занятым русскими, и облегчить тем заключение мира, имея способ к обмену».

Далее Наполеон предлагал заключить перемирие, вывести русские войска из Княжеств и эскадры западных держав из Черного моря и назначить посла для заключения с уполномоченным султана конвенции, которая потом будет представлена конференции четырех держав.

В заключение сказано: «Не думайте, Ваше Величество, чтобы в моем сердце была хотя малейшая к Вам неприязненность; я питаю такие же чувства, какие Ваше Величество выразили сами в письме ко мне от 17 января 1853 года: “Наши сношения должны быть искренне дружественны и основываться на одних и тех же намерениях: сохранении порядка, миролюбии, уважении к трактатам и взаимном доброжелательстве”. Эта программа достойна государя, ее начертавшего, и я не колеблясь скажу, что пребыл ей верен».

Император Николай, в ответ на отзыв Наполеона, писал: «Не могу лучше отвечать Вашему Величеству, как повторив слова, сказанные мной, которыми оканчивается ваше письмо: “наши сношения должны быть искренне дружественны и основываться на одних и тех же намерениях: сохранении порядка, миролюбии, уважении к трактатам и взаимном доброжелательстве”. Принимая сию программу, как я начертал ее сам, Вы утверждаете, что пребывали ей верны.

Смею думать, и совесть меня удостоверяет в том, что я от нее не уклонялся, ибо в деле, разъединяющем нас и возникшем не по моей вине, я всегда старался о сохранении благоприятных сношений с Францией, и с величайшим старанием избегал нарушить выгоды религии, исповедуемой Вашим Величеством; я делал для поддержания мира все уступки в форме и существе дела, какие только допускала честь моя и, требуя для моих единоверцев в Турции утверждения прав и преимуществ, издавна приобретенных ценой русской крови, не искал ничего такого, что не истекало бы из трактатов.