Книга "Пятая колонна" и Николай II - Валерий Шамбаров

Украинская Центральная Рада наглела, проводила «всеукраинские» съезды. Сами участники свидетельствовали: делегатов на эти мероприятия никто не выбирал. «Документами» служили частные письма к деятелям Центральной Рады, у военных — командировочные предписания, что они присланы в Киев для получения сапог, отдачи в починку пулеметов и т. д. А от Временного правительства националисты потребовали начать «подготовительные практические шаги по сношению с зарубежной Украиной», создавать национальные войска, украинизировать систему образования, назначить в Киев особого комиссара по делам Украины, а Рада отправит в Петроград комиссара по «великорусским делам». Временное правительство отвечало, что такие вопросы находятся в компетенции Учредительного Собрания, предрешать его волю нельзя.

Но националисты на съездах открыто заявляли, что лозунг автономии лишь временный, автономией они не удовлетворятся. 26 июня Генеральный секретариат Рады постановил, что Рада — «высший не только исполнительный, но и законодательный орган всего организованного украинского народа». Временное правительство направило в Киев для переговоров делегацию из двух министров — Терещенко и Церетели. Однако они повели себя совершенно неадекватно! Без всякого согласования с правительством (хотя и от его лица!) признали полномочия Рады. Даже определили границы Украины, отдав националистам ряд губерний. Большинство министров Временного правительства возмутилось таким самоуправством, кабинет Львова раскололся.

А в Петрограде 3 (16) июня открылся I Всероссийский съезд Советов. Причем Ленин с большевиками и Троцкий с межрайонцами успели договориться между собой, чтобы использовать этот съезд для захвата власти. Намечали поднять рабочих, гарнизон, сбросить Временное правительство и передать всю власть съезду. А при этом на победной волне самим занять господствующее положение в Советах. Но пока в руководстве Советов лидировали меньшевики и эсеры. Узнав о лозунге «Вся власть Советам», они вынесли вопрос на съезд, и было принято решение — рабочим и солдатам воздержаться от выступлений. Большевики попали в неудобное положение. ЦК партии постановил отменить планы. Но на троцкистов это решение не распространялось, и Ленин тоже не смирился, подспудно настраивал соратников на восстание.

И в таких условиях готовилось летнее наступление на фронте! Еще в феврале, на Межсоюзнической конференции в Петрограде, стороны договорились, что французы и англичане нажмут с запада, а русские — с востока, в Галиции. Но революция сорвала наступление нашей армии. Союзники в апреле начали одни, и фронт прорвать не смогли, понесли страшные потери, более 200 тыс. человек. Во Франции это тоже чуть не вызвало революцию, взбунтовались войска и пошли на Париж, забурлили манифестации. Но свой мятеж французы подавили быстро и жестоко. Военный министр Клемансо получил диктаторские полномочия, демонстрации рассеяли пулями, бунты в войсках усмирили военно-полевыми судами и расстрелами. В тылах провели суровые чистки. Если обнаруживалась связь с противником, немецкое финансирование, расстреливали издателей газет, даже депутатов парламента.

Но и наступление русских теперь потеряло смысл — немцы могли перебросить на них силы с других фронтов. К тому же армия совершенно разложилась. Верховный Главнокомандующий Брусилов и другие военачальники доказывали, что в обороне она еще держится. Но, если начать наступление, все рухнет. Тем не менее державы Антанты упрямо требовали выполнять обязательства. Как раз на это нацелилась и миссия Рута. Еще весной США пообещали Временному правительству кредиты в 325 млн долл. Их так и не дали, а сейчас Рут указывал: не будет наступления — не будет денег. С посланием к Временному правительству обратился и Шифф, требовал преодолеть «примиренческие настроения» и активизировать усилия.

В результате было решено 18 июня (1 июля) начать наступление. Куда там! Солдаты митинговали, голосовали: в бой не идти. На Западном и Северном фронтах в атаку поднялись лишь отдельные части. Только на Юго-Западном фронте 8-я армия Корнилова ударила дружно. И… прорвала фронт. Воодушевившись ее успехом, подключились две соседних армии. Вот тут-то стало очевидно, каким победоносным должно было стать наступление, если бы не революция. Даже ограниченными силами наши войска громили врагов, занимали города. Австро-Венгрия в ужасе взывала к Германии, считая войну уже проигранной. Но ведь на других участках наступление не началось. Для немцев было совсем нетрудно снять оттуда дивизии, закрыть прорыв.

А в Петрограде в эти же дни, 3 июля, большевики и троцкисты подняли восстание. Оно было очень плохо подготовлено. Расчет строился на стихийный массовый взрыв, как в Феврале. Но выяснилось, что сама по себе стихия, без четкой организации не слишком опасна. Толпы солдат, матросов и рабочих действовали вразнобой. Юнкеров и нескольких частей, верных правительству, вполне хватило, чтобы разогнать мятежников. 5 июля путч был подавлен. Впрочем, немцы не напрасно переводили деньги большевикам. Известия о беспорядках в тылу внесли разброд на фронте. Другие русские фронты и армии не присоединились к удару Корнилова. Германское командование смогло без помех собрать силы против прорвавшейся группировки и 6 июля нанесло контрудар. Наступавшие войска тоже были разъедены «демократизацией», в панике побежали. Бросили занятую территорию, рассыпались толпами дезертиров, грабили и безобразничали по тылам.

Военная катастрофа и восстание в тылу стали настоящим шоком для общественности, до сих пор восторгавшейся революцией. Посыпались негодующие требования наконец-то навести порядок. Причем и союзники как будто впервые увидели, что творится в России. Объявляли, что Временное правительство, совсем недавно удостоившееся их признания, состоит из демагогов. Но в противовес «демагогам» западные державы стали выдвигать… Керенского. Бьюкенен писал: «Керенский — единственный, на кого можно делать ставку». Французский министр Тома характеризовал Керенского как «единственного трезвого, способного и демократического политика, способного восстановить порядок в России и возобновить ее военные усилия».

19 июля князь Львов заявил, что уходит в отставку, предложив Керенскому сформировать новый кабинет. Кстати, с юридической точки зрения это было полным абсурдом. В любом государстве формирование правительства происходит под контролем других органов власти — монарха, президента, парламента. В России кучка заговорщиков, захвативших управление страной, все решала внутри себя! Фигура Львова во главе правительства имела хотя бы тень легитимности, указ о его назначении подписал царь. С передачей власти Керенскому всякая легитимность оборвалась. Нет, иностранцы этого «не замечали». Продолжали числить правительство вполне законным.

Но и действия Керенского на новом посту стали далекими от логики. Он, казалось бы, взялся за оздоровление страны. Верховным Главнокомандующим был назначен Корнилов. По его требованию смертная казнь, отмененная после Февральской революции, была восстановлена на фронте. Корнилов пресек бунты, приказал расстреливать мародеров. Начал создавать добровольческие части из патриотов. В тылу были закрыты большевистские газеты «Правда», «Окопная правда», «Волна». Но в это же время Керенский мешал арестовать предводителей петроградского восстания! Когда контрразведчики пришли брать Троцкого, застали у него на квартире министра Чернова — он от имени Керенского отменил приказ об аресте.