Книга Бизнес. Законы, которые видны только с высоты успеха - Константин Довлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не ошибешься! – успокоил его Николай и очень серьезно добавил: – Просто не сможешь. Ты уж поверь.
Максим вытащил одну из карт, кликнул «перевернуть»… И прикусил губу от досады. На карте было написано «уверенность». Хотелось крикнуть – без тебя знаю! Еще хуже, что с другой стороны красовалось слово «надежность». Конечно, Максим знал, что уверенность и надежность – слова-синонимы, близкие по смыслу, и от неуверенности он действительно страдал, но думать о себе как о человеке ненадежном было как-то неприятно.
– А ты проверь мускульным тестом, – подсказал Николай.
– Карта выбрана верно. – Максим послушно сцепил пальцы в кольцо, но разорвать его оказалось просто невозможно. «Кто бы сомневался», – подумал он, но на всякий случай все же решил перестраховаться.
– Карта выбрана неверно! – кольцо из пальцев легко разорвалось.
– Теперь что? Качество, которое в избытке? – спросил он.
Николай лишь кивнул, чуть пожав плечами, словно хотел сказать – сам, мол, знаешь.
Максим снова потянулся за мышкой. На этот раз появилось нечто вовсе несуразное – радость, счастье… Избыточно счастливым и радостным Максим себя уж точно не ощущал! Да если вдуматься, разве счастье может быть избыточным?
– Карта выбрана верно!
Кольцо из пальцев разомкнулось легко, почти без усилия.
– Карта выбрана неверно!
«Не разорвешь, прочнее полицейского наручника… Все-таки мускульный тест – удивительная вещь, – рассеянно подумал Максим, – вроде бы все просто, а работает!»
– Выбираем другую карту? – осведомился Николай. В его глазах Максим видел внимание, участие, желание помочь… Но было и еще нечто, что трудно назвать словами! Какое-то космическое спокойствие – и в то же время доброта, знание всех сильных и слабых мест, словно собеседника он мог читать как открытую книгу – и в то же время непоколебимая уверенность в том, что все на свете можно исцелить и исправить.
– Да, конечно!
Максим снова щелкнул мышкой – и перед ним появилась другая карта. «Презрение, снобизм» – прочитал он и почувствовал, как лицо заливается краской до самых корней волос.
– Карта выбрана верно, – собственный голос звучал тихо, даже глуховато… И это было как приговор в суде.
Максим тщетно пытался расцепить кольцо из пальцев. «Да, черт возьми, да! Так и есть, чего уж там греха таить… Всегда считал себя на рупь дороже прочих, как бабушка когда-то в сердцах говорила, так что же удивляться, если с мечтой пока не складывается? Консультант должен помогать людям, а как это сделать, если презираешь их? Невозможно!»
В этот момент Максим с удовольствием бы распрощался с консультантом и отключился. О чем еще говорить, если все понятно и так? Но просто сказать «до свидания» было бы как-то невежливо, и к тому же Максим чувствовал, что работа еще не завешена.
– Ну, и что теперь? – тихо спросил он.
– Давай поработаем с другой колодой, – предложил Николай, – да, с той, что называется «Альтер-Эго», Наставник говорил о ней.
– Хорошо… – отозвался Максим, впрочем, без особого энтузиазма. При всем уважении к Наставнику карты казались ему чем-то несерьезным и в высшей степени непонятным. Ну, картинки, ну, лица и дальше что?
Он ткнул мышкой наобум – да так и ахнул. Перед ним было лицо монаха – тонкое, умное, лицо человека, много видевшего, много испытавшего и много знающего. От него словно исходила мудрость, понимание и в то же время та особая безусловная любовь, что позволяет, зная о человеке все до самого потаенного донышка, все пороки, грехи и ошибки, все же не судить, а прощать и верить, что у каждого есть шанс на исправление.
Максим смотрел на карту, не в силах оторвать глаз. Она притягивала его… Он словно узнавал давнего друга, которого считал потерянным навсегда, и чувствовал одновременно и радость от встречи, и смутную тоску от того, что был отлучен так надолго от чего-то важного, может быть, даже единственного, ради чего стоит жить!
– Ну, судя по всему, тут и проверять ничего не нужно, – резюмировал Николай. – Знаешь, Максим, я вижу, что у тебя есть стремление к саморазвитию, к духовности… – Он говорил негромко, но размеренно и веско, – но в тебе есть и определенные противоречия, которые мешают это стремление осуществить в полной мере. Вероятнее всего, они кроются в семейной истории…
Он помолчал недолго и вымолвил с некоторым удивлением:
– Такое впечатление, будто в тебе бьются два рода!
Максим вздрогнул, как от удара. «Неужели так заметно? Я ведь и сам недавно узнал, и в семье никогда не говорили, а тут человек, который меня видит впервые, сразу выдает семейную тайну, которую прятали столько лет».
– Скорее уж – два народа! – мрачно ответил он. – Прадед, оказывается, немец был…
– Со стороны отца или со стороны матери? – деловито поинтересовался Николай.
– С отцовской, – неохотно признался Максим. В этот момент он на миг ощутил всю глубину горя и стыда, что когда-то пришлось пережить его юной прабабке. Если ему даже сейчас, через столько нет, трудно признаться в этом, какого же было ей?
Но вместе с тем было и другое чувство – странное, неожиданное и совершенно, казалось бы, неуместное. Вряд ли это была любовь – слишком уж слабенькая, робкая, полузадушенная – скорее нежность. И к ребенку, которого назовут отродьем, и к его отцу, который, конечно, враг, но каким он был молодым, каким влюбленным и нежным…
– А с материнской? У меня есть ощущение, что и там все непросто! – голос консультанта вывел Максима из задумчивости.
– Правда, – кивнул он, – бабушка рассказывала, что дед ее дьяконом был, его после революции с колокольни сбросили.
Рассказы бабушки Таисьи Федоровны, нянчившей его в детстве, Максим, надо признаться, слушал невнимательно. Старушка всегда казалась ему похожей на мышь – суетливой, глуповатой и словно навек чем-то испуганной. Только одна история врезалась в память – вот эта, про человека, летящего с высоты. Максима эта история сильно напугала, ему даже снился однажды этот самый дьякон в развевающихся длинных одеждах, с крестом на груди… Потом он и думать об этом забыл, а сейчас вот вспомнил с неожиданной жестокой ясностью. Раньше ему бы и в голову не могло прийти, что эта давняя история может влиять на его жизнь, но теперь, разговаривая с Николаем, всем своим существом ощутил, что поколения ушедших незримо живут в нем… Чувство было странным, ни на что не похожим, немного пугающим и в то же время прекрасным!
– Значит, у тебя в роду были люди, которые хотели жить духовной жизнью, и им это дорого обошлось, – подытожил консультант.
Он вымолвил это спокойно и просто, но от его слов будто теплая волна обдала Максима с головы до ног. Казалось, что уже от того, что Николай услышал его, все изменилось, и то, что держало и мучило много лет – больное, зажатое, невысказанное, даже неосознаваемое им самим! – стало вдруг понятным, обычным и естественным.