Книга Глазами любопытной кошки - Тамалин Даллал

– Ей нравится воображать себя хранительницей традиций. Она очень набожна и не хочет никуда выходить, – ответил он.

Тут раздался голос Мазена:

– Моя двоюродная сестра, на которой я женился, тоже была такой. Поэтому я с ней и развелся.

К утру я уже мечтала поскорее уехать оттуда. Пейзаж был прекрасен и напоминал юго-запад США – красный песок, громадные скалы. Но того же восторга, как в Америке, я не испытала. Видимо, все лучшее было в глубине пустыни, однако никто из членов нашей группы все равно не смог бы это оценить.

Машина Мазена была просто кошмарной. Самиру пришлось толкать ее, чтобы она завелась, потому что бензин у нас почти кончился, и Самир напомнил Мазену, что и масла у него не осталось – когда мы были на заправке, Мазен забыл его купить. Потом нас остановили полицейские, из-за того что Мазен забыл включить тормозные фары.

Я попросила, чтобы меня высадили на ближайшей автобусной остановке, и была счастлива наконец отвязаться от своих спутников. Какой-то старик показал мне, какой автобус идет в Петру, угостил чаем, и день тут же перестал казаться мне таким ужасным.

Вечером я прогулялась под звездами с группой из туристического центра. Дорога к руинам лежала через узкий каньон, вдоль которого в красивых бумажных подсвечниках стояли мерцающие свечи. Мы дошли до Эль-Хазне – впечатляющего строения, высеченного в скале набатейцами за сотни лет до рождения Христа. Изнутри лился свет сотен свечей и доносились звуки бедуинской флейты. Затем мы сели пить сладкий чай в маленьких стаканчиках, а старик бедуин запел и заиграл на однострунном инструменте под названием рабаб.

При свете дня Петра завораживала с первого взгляда. До середины 1980-х среди руин в пещерах жили бедуины, а потом в целях развития туризма и сохранения этого археологического памятника правительство построило им новый город, куда они и переселились. Должно быть, здорово было встречать их здесь в старые времена.

В Петру я теперь входила по той же дороге, что и вчера ночью, но ощущение было совершенно иное. Когда я шла по совершенно пустынной тропе, было слышно даже шуршание песка под моими ногами. Узкий каньон, где пролегала дорога, расширился на подходе к Эль-Хазне. Я подняла голову и увидела это прекрасно сохранившееся здание с колоннами и сводами, высеченными в скале. Камень был розовым, а кое-где золотистым. Некоторые могилы в городе были вырезаны из камня с рисунком из разноцветных полос и завитков.

На выходе из каньона меня сразу же окружила толпа погонщиков верблюдов и мальчишек с мулами. Сначала я хотела размяться и пройтись пешком, но потом решила поддержать местную экономику и прокатиться сперва на верблюде, а затем на ослике. Бедуинам из «нового города» разрешили работать в Петре – катать туристов на верблюдах, ослах, лошадях и повозках. Маленькие девочки торговали осколками камней, женщины продавали украшения с лотков. У костров сидели старики и кипятили чай. В течение дня меня одиннадцать раз подзывали присесть и угощали чаем. Чай бедуинов мне очень нравился – черный, с привкусом дыма, смешанный с полынью, приготовленный на открытом огне, с большим количеством сахара.

На некоторых участках тропы большие плиты, ведущие к гробницам, хорошо сохранились. Петру построили на обширной территории в то время, когда набатейцы еще были язычниками. Они изобрели способ собирать паводковую воду и создали искусственный оазис. Археологи раскопали лишь часть развалин, но посмотреть на это стоило: гробницы, Эль-Хазне, монастырь, алтари для жертвоприношений и раннехристианские церкви. Из последних можно было увидеть только одну – в данный момент над церквями возводился специальный навес, защищающий от воздействия природных стихий драгоценную мозаику.

Десять часов я гуляла, лазала по скалам и каталась на верблюдах и осликах, не чувствуя усталости и даже не замечая, что ничего не ела с утра. Большинство самозваных гидов рассказывали истории о том, как они или кто-нибудь из их родственников ездили за границу и женились на женщинах с Запада, которые впоследствии привозили их сюда, в родную страну, или же влюблялись в Петру и оставались здесь. При таком количестве туристов казалось неудивительным, что местным мужчинам удается завязывать столь выгодные отношения. Поскольку я путешествовала в одиночку, меня постоянно донимали, надеясь наткнуться на золотую жилу.

Я снова получила приглашение выпить чаю – на этот раз в лавке у человека, чье имя я даже не могла произнести. В переводе на английский оно означало «помощь». Помощь показался мне приличнее, чем трое молодцов, которые поджидали меня у выхода, чтобы увязаться за мной. Я попросила его отвести меня на чью-нибудь свадьбу. Он угостил меня чаем из восьми трав, который, по его словам, «волшебно влияет на пищеварение», и обещал узнать, не справляет ли кто-нибудь сегодня свадьбу.

В городе я заметила маленький ресторанчик. На женской половине его зала оказалось темно, там лежал дырявый ковер и, кроме меня, никого не было. Хозяева не хотели, чтобы я сидела на улице, опасаясь, что ко мне кто-нибудь пристанет, но я настояла на этом. За соседним столиком ужинал Дэвид, путешественник из Австралии, и я попросила разрешения составить ему компанию. Все работники ресторана были ошеломлены (как это женщина подсела к незнакомому мужчине?!), но сделали вид, словно ничего не произошло. Дэвид оказался удивительным собеседником: он объездил весь мир, свободно рассуждал об истории, современной политической ситуации в мире и даже знал японский.

В разгар нашей увлеченной беседы подошел Помощь и сел чаевничать с нами. Оказалось, он нанял водителя и взял напрокат фургон, чтобы отвезти меня незваным гостем на свадьбу. Дэвид решил не ехать, поэтому мы с Помощью и водителем отправились колесить по улицам построенного иорданским правительством бедуинского поселка и расспрашивать прохожих, не празднует ли кто свадьбу. Наконец мы остановились у простого бетонного дома. Во дворе сидела компания мужчин, они курили и разговаривали. Меня провели по переулку на женскую половину. Девичник был в самом разгаре.

В комнате с бетонным полом на циновках сидели женщины и дети. Девушки лет шестнадцати, в основном одетые по-европейски (джинсы, длинные джинсовые юбки, платья поверх широких брюк, голова почти у всех не покрыта), танцевали дабке. Дабке – это танец, который исполняют в шеренге, он довольно простой, если только вы его не ведете. Солист придумывает замысловатые притопывания, а остальные повторяют за ним.

Свадьбы иногда затягиваются на неделю. В данный момент я присутствовала на празднике, организованном семьей жениха. Я никак не могла понять, какая из двух жен отца жениха – его мать: обе женщины вели себя так, будто они здесь главные. Жена из Египта была очень полной, и характер у нее был под стать комплекции. Она размахивала палкой, то танцуя с ней, то грозя ею подросткам. Местная бедуинская жена оказалась ничуть не стройнее, и, кажется, обе женщины неплохо ладили.

Когда музыку выключили, две мамы сели в компании девушек-подростков и запели хвалебные песни, обращенные к невесте. После этого платки повязали на бедра, и настало время танца живота. Очень многие девушки работали в Петре продавщицами украшений и немного говорили по-английски. Меня позвали танцевать, хотя вряд ли они предполагали, что я умею это делать.