Книга Птица войны - Эдуард Кондратов

Огоньки свечей и взволнованный гул голосов в глубине коридора заставили Генри броситься туда со всех ног. Еще не добежав, он понял, что полуодетые люди — и среди них слоноподобный мистер Бэрч — окружили и внимательно рассматривают нечто, лежащее перед ними на полу. Генри протиснулся и тоже взглянул. Сердце сжалось: у его ног лежал Тауранги. Глаза его были закрыты. Над ним, присев на корточки, хлопотал доктор Эдвуд. Одной рукой он бережно поддерживал голову юноши, а другой пытался влить в его рот воду из глиняной кружки. Бинт на виске Тауранги потемнел от крови.

— Что с ним?! — испуганно выкрикнул Генри.

Отозвалось сразу несколько голосов:

— Головой о косяк…

— Перепугал всех, дьявол…

— В дверь запертую ломился, вот что…

— С ножом бегал… Миссис в обмороке…:

Эдвуд поднял на Генри нахмуренное лицо и, ничего не ответив, отыскал глазами миссионера.

— Мистер Бэрч, нужен нашатырный спирт. Или бренди…

— Сейчас, сейчас… — Бэрч сделал знак Джеймсу, одноглазому коротышке, исполнявшему на миссионерской станции сразу три обязанности — повара, кастеляна и мажордома. Тот кивнул, нехотя выбрался из толпы и заковылял к гостиной.

— Глядите-ка, оживает! — воскликнул кто-то из работников под ухом у Генри.

Сознание возвращалось к Тауранги. Он шевельнулся, веки задрожали. Шок, вызванный ударом головы о дверной косяк, был хоть и сильным, но кратковременным. Видимо, причиной обморока была вспышка боли в заживающем виске, а не новая травма.

— Тауранги, ты слышишь меня? — от волнения Генри совсем забыл, что сын Те Нгаро не понимает по-английски. Шагнув в круг, он опустился на колено рядом с Эдвудом. — Это я — Хенаре…

— Вот как! — раздался за его спиной насмешливый возглас.

Генри резко обернулся. У стены, заложив руку за лацкан форменного сюртука и держа в другой коптящий огарок свечи, стоял Гримшоу. Незаметно было, чтобы он сегодня ночью спал: лицо его сохраняло неестественную бледность, в глазах застыла все та же остекленелая пустота.

— Значит, Хе-на-ре?.. — с издевкой протянул земельный комиссар и скривил влажные губы в подобие усмешки.

Генри не смотрел на него. Сейчас Гримшоу с его недвусмысленными намеками вызывал не опасение, не страх, а лишь гадливое чувство. Но почему вдруг забеспокоился Тауранги?

— Не надо, друг, лежи… — шепнул Генри на языке маори, наклонясь над ухом Тауранги. — Мы сами отнесем тебя.

Сын Те Нгаро не слушал его. Согнув ноги в коленях и упираясь ладонями в пол, он пытался встать, и было заметно, каких мучений стоит ему каждое усилие. Кто-то в толпе сочувственно зацокал языком, мистер Бэрч вздохнул и покачал головой.

Доктор Эдвуд переглянулся с Генри.

— Придется, сэр…

Бережно подхватив Тауранги под локти, они помогли ему подняться с пола. Но тот не посмотрел на них. Глаза юноши, горячечные, ненавидящие, были устремлены на Гримшоу. Все сразу заметили это, наступила тишина, наполненная тягостным ожиданием чего-то, что вот-вот должно произойти.

Вжавшись в стену, земельный комиссар, как загипнотизированный, впился остановившимся взглядом в лицо маорийца. Если его лицо сейчас и походило на маску, то это была маска страха: отвалившаяся челюсть и судорогой перекошенный рот говорили о смертельном ужасе, который он испытывал в эти томительно долгие секунды тишины.

Генри почувствовал, что тело Тауранги напряглось, как струна.

— Мате!.. — жарко выдохнул сын Те Нгаро и рванулся из рук. — Смерть!.. — Голос его сорвался на крик, а тело конвульсивно изогнулось, пытаясь освободиться из рук Эдвуда и Генри.

— Скорее уведем его, сэр!.. — в отчаянии крикнул Генри. Он с большим трудом удерживал яростно извивающегося друга. — Помогите же нам! — повернулся он к соседу слева — коренастому рыжеусому солдату, который, сжимая в руках ружейный ствол, таращился на Тауранги.

Солдат попятился. Шарахнулись в стороны и все те, кто стоял рядом с ним.

— Не смейте! У него горячка!.. — закричал ботаник, пытаясь опрокинуть Тауранги навзничь.

Но было поздно. В тусклом свете свечей блеснула вороненая сталь. По коридору прокатился грохот выстрела. Тело Тауранги дернулось и обмякло.

Дымная змейка выползла из пистолета Гримшоу. Едко запахло порохом. Потрясенные неожиданностью, все смотрели на круглую кровоточащую дырочку на голой груди маорийца. Комиссар стрелял в упор — пуля угодила точно в сердце.

— Негодяй… — прошептал Вильям Эдвуд, осторожно опуская обмякшее тело на пол.

Генри выпустил локоть Тауранги из рук. Как и все остальные, он не мог оторвать взгляда от раны, из которой, чуть заметно пульсируя, вытекала алая струйка. Рассудок не воспринимал смысла происшедшего, зрение и мозг утратили взаимосвязь. Тауранги в крови… Тауранги лежит на полу… Зачем это? Как странно…

— Это дикарь… бунтовщик! — услышал он прерывающийся хрип Гримшоу.

Генри медленно повернул голову. Земельный комиссар старался засунуть длинноствольный пистолет за пояс и никак не мог: руки тряслись. Лицо Гримшоу было растерянным и жалким, глаза бегали. Но страх из них уже исчез.

«Он убил Тауранги!» — оглушительно прокричал кто-то в голове Генри Гривса, и сознание непоправимости того, что случилось, обожгло мозг. Генри зажмурился. «Сейчас я пристрелю его», — подумал он почти хладнокровно и, открыв глаза, поискал взглядом рыжеусого солдата.

«А если не заряжено?»

Для колебаний времени уже не было.

…Очнулся он во дворе от нестерпимого покалывания в щеке. Приоткрыв один глаз, Генри увидел, что уже рассвело и что он лежит вниз лицом на высохшей льняной соломе. Секундой позже он ощутил, что руки его связаны веревкой и что попытка пошевелить ими отзывается острой болью в запястье.

«Неужели промазал?» — с досадой подумал Генри. Он отчетливо помнил, как выдирал из рук солдата ружье, как ударил прикладом по его ошарашенной физиономии. Помнил, что успел выстрелить. А дальше? Как было дальше? Он помнил заячий крик Гримшоу… Потом что-то ослепительно полыхнуло, будто солнце взорвалось перед глазами, и все исчезло.

«Оглушили, как быка», — поморщился Генри и попробовал перевернуться на бок. Это ему удалось не без труда: мучительно ныл затылок, а по телу словно промаршировал целый взвод.

Теперь, когда ему был виден почти весь двор, он понял, что лежит рядом с коновязью, то есть совсем неподалеку от торцовой стены миссионерского дома. Шагах в двадцати от Генри работник-маориец запрягал в бричку сытую лошадь, на скамейке возле крыльца в полной амуниции сидели оба солдата. Заметив, что Генри смотрит на них, рыжеусый погрозил ему кулаком и что-то сказал своему напарнику — щуплому альбиносу с большим, не по лицу, ртом. Тот игриво ткнул усача в бок. Они рассмеялись, но тотчас оборвали смех и, оглянувшись, вскочили со скамейки.