Книга Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920-1970 гг. - Олег Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Речь эта выражала умонастроения консервативной части военной эмиграции, определяя её позицию в ожидаемом конфликте западного мира и советского социализма, в разное время его контрагента и антагониста одновременно[171]. В этом смысле весьма показательна статья другого эмигранта, где говорится о внешней политике большевизма: «И сейчас, когда эта советская власть продвигает свои полчища в Европу, когда ей достаются обширные области, когда везде говорят о росте влияния правительства Коминтерна – можем ли мы этому радоваться? Конечно, нет! Можно ли радоваться тому, что миллионы людей попадают под жестокую власть ГПУ? Можно ли радоваться тому, что гибнут кое-как уцелевшие очаги культуры?! Мы, находящиеся пока “за безопасным рубежом”, защищенные от Красной армии, можем ли мы радоваться, смеем ли мы радоваться большевистским завоеваниям? Иные говорят: они забирают русские области. Казалось бы, тем хуже для русских, попадающих под большевистскую власть. Пусть население польских “крестов”, имевшее основание быть недовольным польскими властями, порой искренно приветствует красноармейцев. Что из этого? Надо уметь взглянуть на несколько месяцев вперед! Надо себе представить, что станется с этим населением через несколько месяцев советской власти… Никто не знает будущего, но много более вероятно, что большевики утратят не только свои нынешние завоевания, но и многое другое раньше, чем будут окончательно повержены в прах. Соблазн советских завоеваний – опасный соблазн. Он заставляет русских сочувствовать своим злейшим врагам. Он вносит смуту в умы – и не в первый раз… Русские не вправе радоваться тому, что красноармейский сапог топчет землю, над которой некогда реял русский трехцветный флаг. СССР и Россия – не одно…»
Начало войны с Россией не стало полной неожиданностью для эмиграции, и было воспринято большей её частью, как преддверье последнего сражения с большевизмом. К этому событию в консервативной и монархической среде эмиграции готовились все последние двадцать лет, с той самой поры, когда за спиной русских воинов остался покоренный красными Крым.
Не ведая в точности, когда пробьет долгожданный час, военные эмигранты не оставляли вопросы военной подготовки молодого поколения без внимания, и везде, где это бывало возможным, создавали дружины, кружки или целые военно-спортивные общества, предназначенные для подготовки кадров будущей Русской армии.
Так, даже в относительно малой стране, такой, как Королевство Бельгия, еще с середины 1930-х годов прошлого века полковником А. Н. Левашовым была создана Русская Стрелковая Дружина и Военное училище при ней. Они выделялись сравнительно большими организационными структурами, с учетом немногочисленности русской диаспоры в этой стране как таковой. И задачи, которые ставились организаторами, намного превосходили таковые в движении «витязей» или балканского «сокольничества», призванных лишь напоминать эмигрантской молодежи об этнической идентификации и формировать привычку к здоровому образу жизни.
В Бельгии русские военные эмигранты пошли намного дальше, начав фактическую начальную военную подготовку по программам военных училищ. Все – и структура, и состав данной организации недвусмысленно говорило о ней, как о полноценном военном учреждении. Командный состав дружины и училища состоял из 15 штаб– и обер-офицеров, а среди преподавательского состава было 10 генералов и офицеров, 118 стрелков унтер-офицерского и рядового звания, включая 16 юнкеров.
Как замечали современники: «Помимо вопросов военной подготовки и воинского воспитания, дружина обращала большое внимание на политическое развитие молодежи, находящейся в её рядах, и на укрепление в их сердцах веры в нашу Родину, уважения к её прошлому и надежды на будущее её возрождение. Работа Дружины дала блестящие результаты, опыт полковника Левашова оказался нужным, ценным и полезным. Но, к большому сожалению, почти ни в одной стране не нашел еще должного подражания»[172].
Столкновение Запада в июне 1941 года с большевистской Россией породило в среде консервативной части эмиграции убеждение в необходимости скорейшего возрождения военизированных формирований, создания русских национальных частей, которые, примыкая на первых порах к армиям стран антикоминтерновского пакта, явились бы основной силой в свержении коммунистической власти.
Особенно острым этот вопрос оставался в самой Германии, где кроме природных русских людей проживало значительное количество немецких репатриантов – менее чем четверть века назад бывших подданными Российской империи. С одной стороны, самосознание требовало от них лояльности собственному этносу, а с другой – годы, проведенные в России, воспоминания и переживания за судьбу своего первого отечества часто заставляли их играть буферную роль в защите населения от эксцессов оккупационных войск на территории России. Надо признать, что многие «благодетели» не удостаивались благодарности ни от населения, числившего их «немцами», ни от соплеменников, считавших их проявления гуманизма психологическим излишеством, приобретенным за годы жизни вне рейха.
Вторжение в Россию в 1941 году не было воспринято в качестве национальной трагедии даже либеральными эмигрантами, почти поголовно видевшими в германском руководстве единственную силу, способную изменить ход истории. Человек, чуждый идеям восстановления исторического самодержавного строя, республиканец до мозга костей, главный редактор воинского журнала «Часовой» Василий Викторович Орехов, незадолго до германо-советской войны писал в колонке редактора: «Нас русских в этих разговорах и соглашениях (Германии и Италии. – Примеч. авт.) больше всего интересует поставленный впервые на подобном государственном совещании вопрос о противодействии большевизму… Германский вождь-канцлер, приветствуя Муссолини, подчеркнул мировое значение фашистского режима, как воплощение права и социальной справедливости в противовес разлагающему эти понятия бесчестному и бунтарскому коммунизму… Каковы же конкретные достижения встречи Гитлера – Муссолини? Это, во-первых, признание неразделимости III интернационала и сталинского правительства и необходимости совместной борьбы против СССР… и, в-третьих – создание коалиции противобольшевистских государств… Вот, наконец, почему мы, русские люди, далекие от возможности вести политику от имени своей страны, но ясно видящие её гибель под властью большевиков, должны приветствовать смелые и открытые слова государственных людей, произнесенные от имени двух великих держав, понявших всю подлость, бесчестность и злую волю поработителей нашей России»[173].