Книга Ударом шпаги - Эндрю Бальфур

Оба испанца, насколько я мог судить, пребывали в отличном расположении духа, и Базан, казалось, даже временами пробуждался от своего полусонного состояния. В конце нашей беседы он сказал, что в дневное время нам разрешается свободно выходить на палубу, однако предупредил, чтобы мы не вздумали замыслить какую-нибудь каверзу. Затем он отпустил нас, чему мы немало обрадовались, так как в этом человеке было нечто, вызывавшее в нас неосознанную тревогу. Вскоре мы обнаружили, что, будучи свободными на палубе, мы не были свободны от бдительного ока негра, неизменно следовавшего за нами по пятам и повадившегося спать под дверью нашего чуланчика. Звали негра Габриэль, и сэр Джаспер, разумеется, не замедлил тут же окрестить его «архангелом» 49, немало при этом потешаясь.

И в самом деле, очень уж зловещим «архангелом» он выглядел: громадный верзила с огромным бесформенным ртом и с единственным глазом — во всяком случае, единственно здоровым, ибо второй представлял собой сплошное беловато-сизое бельмо, придававшее негру жуткий, апокалипсический вид. Но хуже всего было то, что в его пасти вместо языка болтался лишь короткий обрубок, и поэтому речь его походила на нечленораздельное рычание зверя из которой мы ничего не могли понять, хотя, как я убедился впоследствии, у Педро Базана был к нему ключ.

Очутившись на палубе, мы огляделись по сторонам, но ничего не увидели, кроме окружавшего нас бескрайнего водного пространства и серебристого сверкания удивительных летучих рыб, стайками взвивавшихся то тут, то там над поверхностью моря. «Санта-Мария» неторопливо разрезала волны носом, несмотря на довольно свежий бриз, гудевший и посвистывавший в снастях, и было ясно, что она далеко не из самых быстрых ходоков.

Подобно большинству испанских судов, у нее была высокая корма, глубокий мидель и низкий фордек, под небольшим углом поднимавшийся вверх до поворотного лафета носового орудия у основания бушприта, под которым красовалась вырезанная из дерева фигура Девы Марии, чье имя носило судно — трехмачтовый барк с косой бизаныо. Несчастная Дева имела весьма плачевный вид: от морской воды и непогоды краска с нее облупилась настолько, что можно было подумать, будто она переболела оспой; правда, как утверждал сэр Джаспер, она выглядела намного приятнее, чем Железная Дева, которую — я, кажется, не упомянул об этом — английские моряки разломали на сотню кусков, обнаружив ее в трюме «Сан-Фернандо» со свежими следами крови на стальных шипах и получив от сэра Джаспера объяснение о причине возникновения этих следов.

Но вернемся к «Санта-Марии»; мы всячески пытались завязать контакт или хотя бы перемолвиться словечком с Саймоном, однако его нигде не было видно. Я просто не знал, что и подумать, и едва прислушивался к рассуждениям сэра Джаспера, пытавшегося, как всегда, найти наиболее благоприятный ответ и развеять мои тревоги в подозрения. Наш черный «архангел» Габриэль не только не отходил от нас ни на шаг, но и не разрешал нам даже на минуту расставаться друг с другом, словно овчарка, сгоняющая в стадо своих разбегающихся подопечных. Уродливое лицо его было не проницаемо, точно маска, на которой невозможно что-либо прочесть, и общался он с нами только жестами, в основном угрожающими; у него была милая привычка любовно проводить большим и указательным пальцами вдоль острого как бритва лезвия своего палата, что вызывало у нас необычное и весьма неприятное ощущение в области затылка.

Было бы слишком утомительно описывать по порядку все, что случилось во время нашего путешествия в Испанию, поскольку, как я уже сказал, «Санта-Мария» оказалась изрядным тихоходом и еле тащилась, точно улитка, с трудом пробираясь сквозь плотные заросли морских водорослей, носивших название «саргассы», или вообще неделями замирала без движения под ослепительным солнцем на гладкой, словно стекло, поверхности океана, не тревожимой ни малейшим ветерком.

Мне кажется более рациональным упомянуть о главном, о том, что привело к самой неожиданной и невероятной трагедии из всех, когда-либо разыгрывавшихся на морских просторах, к событию, которое унесло немало жизней и заставило «Санта-Марию» повернуть форштевень на север и плыть дальше под флагом с изображением английских львов вместо замков Испании и, более того, неся на корме еще один, не менее гордый флаг, о чем вы узнаете со временем.

Начну с того, что, к нашей великой радости, мы на третий день после отплытия из Тринидада увидели наконец Саймона. Он стоял на фордеке, разодетый, точно испанский гранд, мурлыкая себе под нос мотив какой-то песенки и делая вид, будто не только не имеет с нами ничего общего, но даже и не желает нас замечать. Мы прошли рядом с ним, не обменявшись ни словом, ни знаком, ибо огромный негр неотступно следовал за нами, постоянно следя за каждым нашим движением, за каждым жестом, страстно желая — я в этом нисколько не сомневался, — чтобы мы дали ему повод заподозрить нас в ослушании. Мы даже переговаривались шепотом с сэром Джаспером, опасаясь, что негр понимает по-английски, и, конечно, ни словом не упоминали о больших самоцветах, которые оставались надежно спрятанными.

Что же касается черепа и остальных сокровищ, то мы не видели ни того ни других, хотя дон Педро Базан не раз приглашал нас к себе и охотно беседовал на различные темы. Он свободно владел английским языком и проявлял недюжинные познания во многих вопросах, но особенно его интересовала Англия, ее города и крепости, ее порты и корабельные верфи и множество других вещей; однако он так хитро и ловко строил беседу, что казалось, будто это он делится сведениями с сэром Джаспером, а не выспрашивает их у него. Тем не менее даже сейчас, восстанавливая в памяти то, о чем наболтал ему сэр Джаспер, я едва могу удержаться от смеха — я, которому приличествует ныне задумываться о других, более высоких, материях, а меньше всего о делах давно прошедших дней. Но как бы там ни было, я улыбаюсь про себя, когда вспоминаю маленького рыцаря, пытающегося с ликом праведника и наивными глазами невинной девицы одурачить чопорного и самодовольного «дона», выдавая ему за святую истину самую откровенную ложь.

Черт побери! Порой мне с трудом удавалось сохранять невозмутимость: ведь даже я знал, что нет никаких двадцати крепостей вдоль побережья Ла-Манша, как нет и дюжины трехпалубных военных кораблей в каждом из крупных английских портов; однако дон Педро Базан всасывал в себя всю эту чепуху, как когда-то в детстве, несомненно, всасывал молоко кормилицы, хотя трудно было определить, что он при этом думал, поскольку его сонное, худое я морщинистое лицо оставалось абсолютно беспристрастным. Впоследствии мы узнали, что он собирал сведения для командования огромной флотилии, чье строительство к тому времени подходило к концу, той самой Великой армады, которая, по милости Провидения и благодаря стараниям Хоуарда и сэра Фрэнсиса, превратилась в обильную пищу для огня и беспомощную игрушку для ветра и волн, хоть я была, как вам, очевидно, известно, наречена «Непобедимой». Только на это и хватило папского благословения и торжественных молебнов со святой водой!

Толстяк Мигуэль был фактически капитаном барка, и мы редко видели его, если не считать случайных встреч на палубе, но и здесь старались держаться подальше от его фонтанирующего рта; что касается остальных членов команды, то черный Габриэль препятствовал всякому общению с ними, не отпуская нас от себя ни на шаг, точно комнатных собачек на поводу.