Книга Игнатий Лойола - Анна Ветлугина

— Будем исполнять наш обет, — ответил тот. — У нас остался ещё год. Если за это время попасть в Иерусалим не удастся, значит, пойдём служить папе. Разумеется, мы не должны тратить время попусту. Разойдёмся по городам для проповеди, но только в окрестностях Венеции, далеко уходить не будем. В случае нужды быстро соберёмся снова.

...«Общники» разошлись кто куда. Лойола с Фавром и Лаинесом оказались в местечке с названием Винченцо и поселились за чертой города в заброшенном доме с пустыми проёмами вместо окон и двери. Весь день бродили, проповедуя и собирая милостыню. Город был небольшой, собранных средств едва хватало на муку, из которой они по очереди готовили.

В один из вечеров, как обычно, собрались ужинать. Очередь делать лепёшки выпала Иниго.

— Дон Игнасио, а какого вы мнения о Кальвине? — спросил Фавр.

Лойола, не отрываясь от размешивания теста, поинтересовался:

— А кто это?

— Вы не можете его не знать! Не верю! — возмутился Пьер. — Сколько мы спорили с его последователями!

— Он вроде Лютера, — напомнил Лаинес. — Его-то вы читали, дон Игнасио?

Иниго вылепил первую лепёшку и наклеил на закопчённую чугунную плиту полуразрушенного очага. Раздалось шипение, белый кружок задымился. Лойола палочкой ловко передвинул выпечку левее, где пламя уже опало, оставив после себя жаркие угли.

— Мне однажды дали почитать Эразма Роттердамского, — задумчиво сказал он, глядя на огонь. — Замечательный литератор, но уже на четвёртой странице я заметил, что книга вредит моей набожности. Больше я не читаю подобной литературы.

— Ничего себе! — возмутился Лаинес. — Но ведь наша задача, помимо прочего, побеждать еретиков в спорах. Это невозможно сделать без изучения трудов их вождей.

Лойола двумя палочками перевернул лепёшку, с удовольствием принюхался к аппетитному аромату.

— Мы назвались Обществом Иисуса, — произнёс он, — у нас нет иной задачи, кроме служения Ему. Можно прекрасно подготовиться к спору, выучить наизусть «труды вождей» и проиграть, не получив помощи свыше... берегите вашу набожность, друзья, это самое ценное в вас.

— Тогда зачем вообще получать образование? — проворчал Лаинес. Воцарилось молчание. Все трое сосредоточенно наблюдали приготовление лепёшки, стараясь сглатывать слюну понезаметнее. Наконец Иниго подцепил её теми же палочками и бросил на чисто вымытый камень, служивший им блюдом.

— Неужели пожарилась? — удивился Фавр, отламывая кусочек и дуя на пальцы. — Дон Игнасио, вы и здесь нас обскакали. Ваш хлеб самый вкусный, да ещё и готовится быстро. Дорогой Лаинес, при всём моём уважении к образованию — оно не определяет всего. Будь это по-другому, доктора наук не учились бы у нашего Игнатия и не предлагали бы сделать его доктором, прежде получения звания бакалавра.

— Так и есть, — признал Лаинес. — Но мне всегда очень трудно идти поперёк логики.

— Ортису было труднее, — весело заметил Фавр, — он ведь доктор, а не студент-недоучка.

— Кстати, как там наш грозный враг? — вспомнил Лаинес. — Уже начал практиковать духовные упражнения, правда, дон Игнасио?

Лойола не ответил, продолжая неотрывно смотреть на гаснущие угольки.

— Видения? — тихо, одними губами спросил Лаинес, переместившись на полусгнившую скамью за спиной наставника. Фавр кивнул. Посидев немного в молчании, они вдвоём вышли посмотреть на звёзды.

— Подумать только, от этих видений зависит теперь наша жизнь, — сказал Лаинес.

— Она зависит от Бога, — возразил Фавр, — просто кто-то умеет видеть Его волю лучше других.

Стояла осень — время самых ярких звёзд. Торжественные ризы Млечного Пути покрывали небо. Молчаливый и таинственный, виднелся в темноте среди ветвей чёрный силуэт заброшенного дома, с еле заметным красноватым светом в пустых окнах...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Пока «общники» проповедовали по мелким городкам, в Венеции на новоиспечённого отца Игнатия завели дело в церковном суде. Поскольку ни ереси, ни безнравственных поступков приписать ему не удалось, обвинители ограничились слухами о заочных аутодафе. Теперь, если верить клеветникам, изображение проповедника сожгли уже в трёх городах Испании и в Париже.

— Как же мне надоели эти суды! — в сердцах сказал Иниго, стукнув посохом так, что взметнулась гнилая солома, служившая ему постелью. — Придётся покидать наше замечательное пристанище.

Всю дорогу в Венецию он молчал. Только перед дверью суда сказал Фавру:

— Ну что ж, постараемся распознать...

Вышел он оттуда довольно скоро. «Общники» кинулись к нему.

— Всё как всегда, — мрачно сообщил он. — Меня призывали, оказывается, выслушать заключение о том, какой я хороший. Обвинения признаны «пустыми, напрасными и ложными». Какой смысл у всего этого, право, не понимаю...

За время, проведённое ими в Винченцо, обстановка на море не только не успокоилась, но даже сильнее обострилась. Говорили о скорой войне Венеции со всеми морскими мусульманскими державами. Несмотря на это, «общники» всё же пошли на пристань, дабы лично удостовериться в невозможности попасть в Святую землю.

Слишком большое количество кораблей у берега они увидели ещё от собора Святого Марка. Но отец Игнатий не успокоился, пока не прошёлся по прибрежным тавернам и не опросил всех встреченных капитанов.

До назначенного мая 1539 года оставалось ещё восемь месяцев. По истечении этого срока они должны были проститься с мечтой о Святой земле и начать прорываться к папе для будущего служения.

Лойола разослал семерых «общников» по университетским городам — в Падую, Болонью, Феррару и Сиену — с целью поиска новых кандидатов в Общество. Сам же с Фавром и Лаинесом отправился в Рим по приглашению доктора Ортиса.

Но враги нашли Лойолу и там. В первый же день своего пребывания в Вечном городе ему довелось встретиться с проповедником, который собрал толпу в одной из римских церквей, говоря о ненужности таинств. Возмущённый до глубины души, Иниго едва дождался конца проповеди. Сердито стуча посохом и отодвигая восторженных дам, он пробился к амвону.

— Что ж вы такое говорите? Вам знакомо понятие «совесть?»

— А вам, очевидно, ещё незнакомо моё имя, — голос проповедника, казалось, источал яд, — иначе бы вы поостереглись говорить со мной в таком тоне.

— В подобном вопросе я не поостерегусь никого, кроме папы, — ответил Лойола, — знайте это.

— И вы знайте, — сладко улыбнулся проповедник, — меня зовут фра Агостино.

Иниго молча повернулся к проповеднику спиной и зашагал прочь.

Вышел он из церкви очень бледный. Друзья едва успели подхватить его под руки.

— Вам плохо? Воды? Врача? — засуетился Лаинес. Фавр молча поддерживал своего наставника. Иниго стоял, будто неживой, не слыша вопросов, глядя куда-то сквозь лица. «Общники» испуганно переглядывались.