Книга Королева мести, или Уйти навсегда - Марина Крамер

Иногда – правда, все реже – она плакала по ночам, вспоминая Егора. Никогда раньше не думала, что настолько сильно полюбит человека, настолько врастет в него, что его смерть будет казаться и собственной смертью тоже. Как будто кусок души вырвали с кровью… «Егор мой, Егорушка, что же я наделала с твоей жизнью… Мне нет и не будет прощения…»

Хохол словно подслушал – убрал руки, поправив халат, пригладил ее чуть взлохмаченные волосы:

– Опять?

– Что – опять?

– Не говори, если не хочешь, но и идиота из меня тоже не делай, – попросил Женька тихо.

Марина вздохнула, обняв Хохла за шею и встав на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, но он наклонил голову назад, и ей не удалось поцеловать его. Но сдаваться никогда в ее привычки не входило, и Марина, легко подпрыгнув, обвила ногами его талию и стала целовать плотно сжатые губы, глаза, выбритые щеки, чуть пахнущие лосьоном. И Женька сдался. Он подхватил ее под колени и понес наверх, на ходу крикнув Даше, чтобы покормила Егора сама.

– …У-уф! – шумно выдохнул Женька, без сил падая на постель и поглаживая чуть вздрагивающей рукой ее влажное тело. – С тобой просто опасно…

Марина не могла даже шевелиться, тело стало чужим каким-то, ватным. Сорвавшийся с цепи Хохол уделал ее от всей души, и сам тоже еле дышал, развалившись рядом. И все равно не мог остановиться сразу, все шарил губами по ее груди, которая уже ни на что не реагировала.

– Не надо… – прошептала Марина, облизнувшись.

– Устала?

«Заботливый, блин! Сам замучил, а теперь спрашивает».

– Может, поспишь? – Она кивнула, закрывая глаза, и Женька набросил на нее покрывало. – Отдыхай, котенок…

Сам же поднялся, закрыл жалюзи и шторы, чуть повернул ручку регулятора температуры, сделав прохладнее, и пошел вниз. Марина отключилась почти мгновенно, разметавшись по постели, и проспала почти до самого ужина. Разбудил Егорка, прокравшийся в спальню, едва только Даша отвернулась. Шмыгнув к матери под покрывало, он уткнулся мордахой в грудь и засопел носом.

– Привет… – сонно пробормотала она, погладив его по волосам, и попыталась закутаться хоть немного, чтобы не валяться перед ребенком в чем мать родила.

– Егорка! – раздалось на лестнице. – Ты куда подевался? – В дверях показалась Даша, увидела спрятавшегося с головой мальчика: – Бандюга, опять маме спать не дал? Извините, Марина Викторовна, только-только охране ужин накрыла, повернулась – нет его!

– Вставать пора, ночь скоро, а я все в постели, – пробормотала Марина, потягиваясь. – Иди, Дашенька, мы тут сами.

Но Егорка категорически отказался вылезать из-под покрывала, и Коваль не стала тащить его, пусть валяется. Постояв под душем и проснувшись окончательно, она закуталась в теплый халат и вышла в спальню. Сын сосредоточенно грыз пульт от телевизора, не обращая никакого внимания на часто меняющееся изображение на экране. Отобрав «неуставную» игрушку, Марина спрятала ее на кронштейн с телевизором, и Егор, надув губы, собрался разрядить тишину ревом, но мать приложила к губам палец и покачала головой:

– Только попробуй! Придет папа…

Волшебное слово «папа» моментально отбило у сына охоту орать и возмущаться. Марина удовлетворенно улыбнулась, подхватила его на руки и стала осторожно спускаться по лестнице вниз. На кухне возле плиты она неожиданно обнаружила… Хохла. Он невозмутимо переворачивал в сковороде огромные отбивные, шкворчащие и источающие такой запах, что у Коваль голова закружилась.

– Обалдеть! – Она села за стол, сунула Егору в руку яблоко и посмотрела на Женьку. – Это что такое?

– Это, деточка, отбивные. Парная свинина, кстати.

Марину слегка передернуло, мясо не значилось в списке ее любимых блюд, тем более – свинина. Но пахло вкусно, надо отдать должное новоявленному кулинару. Она с каждым разом поражалась Хохлу все больше и больше – просто кладезь талантов, а не мужик. Непонятно только, как он ухитрился отмотать двенадцать лет в колониях усиленного и строгого режима.

Пока Марина завороженно наблюдала за ним, Женька успел выложить аппетитные ломти мяса на тарелки, украсить их зеленью, которая водилась в доме в любое время года, добавить к мясу гарнир и расставить все на столе.

«Ну теперь мне придется все это пробовать, чтобы не обидеть расстаравшегося Евгения…» – с тяжелым вздохом констатировала она.

Усадив Егора в его стул и дав в руки ложку, Марина осторожно попробовала маленький кусочек… и не заметила, как в считаные минуты смела все, что лежало в тарелке. Подняв глаза на Хохла, увидела, что он улыбается.

– Это что – я все съела? – подозрительно поинтересовалась она, не вполне уверенная в своих способностях, и Женька кивнул. – Ого…

– Понравилось?

– Хороший вопрос! Нет, не понравилось! – фыркнув, Коваль потянулась за салфеткой. – Ты же знаешь, из вежливости я съела бы маленький кусочек, а тут… ой, даже из-за стола не выйду теперь… Все, я поняла – нужно срочно увольнять Дашку, будем экономить!

Женька засмеялся, представив, видимо, как он в фартучке крутится по кухне, потом вылизывает весь трехэтажный особняк и коттедж охраны, а потом еще Марина требует от него любви и взаимопонимания.

– Нет, котенок, не выйдет! Я делаю это только по настроению, а за зарплату не согласен.

– Как хочешь – можем и без зарплаты.

– Только если натурой будешь расплачиваться… – прошептал Женька ей на ухо, и Марина засмеялась.

– Маньяк! – И осеклась… Этим словом она называла своего мужа, это был ритуал…

«Ты малахольная, Коваль!» – «Да, а ты ненормальный, Малышев! Маньяк!» – «Стерва!»

Прошлое имеет странную особенность внезапно напоминать о себе, причем делает это в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь. У Коваль перед глазами опять стоял Егор – в своем неизменном темно-сером «Армани», подтянутый, стройный, совсем не выглядящий на сорок семь лет… Ему уже никогда не будет сорок восемь, он навсегда остался в этом возрасте, и, если Марине повезет, она переживет собственного мужа, станет старше. Она до сих пор не понимала, почему не разрешила заказать отпевание, ведь и пацаны настаивали, и Егор был крещеным. Но Коваль уперлась – нет, и все, и никто не смог переубедить. Возможно, потому, что местный батюшка, будучи постоянным клиентом одного из Марининых казино, спускал там немаленькие суммы… Она не могла объяснить себе, как можно со смиренным лицом говорить о грехе и тем же вечером ехать в «сатанинский вертеп», проводя там время почти до утра. Лицемерие кругом. Люди любят натянуть на лицо маску, чтобы никто не видел скрывающейся за ней рожи. Коваль всегда честно и прямо говорила о своих недостатках и привычках, зачем тень на плетень наводить? Да, она любит мужчин и никогда не отказывает себе в своих желаниях. Да, много курит и пьет, но менять ничего не собирается. Да, она занимается вещами, не одобряемыми законом, – и что? Разве те, кто платит ей за «крышу», ангелы? Куда там! Будь все законно и легально, разве стали бы они просить у Наковальни помощи? И дело уже не в том, что она не дает «залетным» возможности пощупать карманы ее «подкрышных», дело в том, что она разводит их проблемы на государственном уровне – в налоговой, в СЭС, в различных подразделениях мэрии. Так что вряд ли это можно считать большим грехом – часть этих денег уходит не ей в карман, просто она не афиширует свою благотворительность, как некоторые. Она честна прежде всего перед собой, а остальное… Да пусть каждый думает что хочет – ей безразлично. У нее есть сын, есть любимый мужчина – и только их мнение ей важно в этой жизни. Но, скорее всего, и Малыш не осудил бы ее, как не осуждал при жизни. И за это она ему благодарна так же, как и за безграничную любовь…