Книга Цена империи - Александр Мазин

– Черепа я знаю, – сказал воин. – Значит, он теперь – в одиннадцатом?

– Да. Принцепс.

– Славно! – Легионер явно обрадовался. – Мы все знали, что Череп далеко пойдет! Ну ежели твой муж у Черепа кентурион, так это другое дело! Эй, мешалка, давай сюда ключи!

– Да ты никак спятил? – изумился второй тюремщик, выглянувший из дверей. – Ничего я тебе не дам!

– Да ну? – Тон легионера мгновенно изменился, в нем отчетливо звякнула сталь. – Неужто не дашь? Ну-ка, ну-ка…

– Хрис, ты чего… – Тюремщик, похоже, испугался. – Ты чего это…

– Ключи! – Легионер перебросил копье в левую руку, а правую протянул напарнику. – Живо! Где это видано, чтобы жена кентуриона вместе с ворьем ночевала! Ключи! Ну!

Тюремщик с большой неохотой отстегнул от пояса ключи и протянул легионеру.

– Перед старшим сам оправдываться будешь, – буркнул он.

– Оправдаюсь, можешь не сомневаться!

Лязгнул отпираемый замок, гнусно заскрипело железо.

– Выходи, женщина. До утра с нами посидишь. Не против?

– Ну ты и дурень, Хрис, – пробубнил второй тюремщик.

– Не нравится – проваливай во двор! – бросил легионер.

– Я? Во двор?..

На физиономии тюремщика выразилось мгновенное озарение.

– А-а-а, Хрис! Ах ты…

– Бери ключи и заткнись! – рявкнул легионер.

– Думает, я тебя вывел, чтобы помиловаться, – сказал воин Анастасии, когда его напарник ушел.

– Он ошибается? – осторожно спросила женщина.

– Сдается мне, ты сейчас более Морфею склонна послужить, чем Венере, – сказал легионер. – Мульсуму хочешь?

– Хочу. Но сначала… мне бы нужду справить. А то при этих… – Анастасия кивнула в сторону коридора.

– Понимаю. Это во дворе, увидишь. Иди, а я пока на стол соберу…

Ночь была темная, беззвездная. Тускло светились окошки караулки и будочки у ворот. Слышно было, как в будочке недовольно бубнит изгнанный Хрисом тюремщик. Стены у тюремного двора высокие, а вот ворота – железные, с поперечинами. Анастасия их хорошо рассмотрела, когда ее сюда привели. Перелезть через ворота (ленивые стражники ее не услышат) – и темнота города спрячет ее. Останется только найти своих, христиан… братья не выдадут, укроют…

Анастасия вздохнула. Нет, она так не поступит. Ради поверившего ей Хриса. Ради Алексия, которого могут призвать к ответу вместо нее. Нет, Анастасия знала, на что шла, когда писала лживые письма легату. Просто она надеялась, что ее простили. Амнистировали вместе с мужем и остальными варварами. Она ошиблась, и теперь придется отвечать.

Анастасия еще раз вздохнула и открыла дверь в караулку…

– …А я вместе с Черепом в тюрьме сидел, – рассказывал Хрис. – Его Латиклавий заточил – за подстрекательство к бунту, а я кентуриона своего ударил. Только это все вранье было.

– Про кентуриона? – спросила Анастасия.

– Нет, про кентуриона – правда. Врезал я ему по морде, это верно. Про бунт – вранье. Вот Черепа на другой день и выпустили. А меня – еще через день. Это, мне сказали, Череп постарался. Денег дал моему пилу[43]и попросил, чтобы перевели меня. Выручил меня Череп. А не то плохо бы мне пришлось. Так что я теперь не в легионе служу, а здесь, в гарнизонных. Жалованье, конечно, меньше, но жить можно.

– А я думала: ты легионер… – сказала Анастасия. От сытости и вина ее неудержимо клонило в сон. Глаза сами слипались.

– Нет. Только форма старая осталась. Хорошая форма…

Глава седьмая Алексей Коршунов, кентурион-гастат XI легиона

Двадцать седьмое июля (восемью днями ранее) девятьсот восемьдесят седьмого года от основания Рима. Летний лагерь XI легиона

Месяц с хвостиком армейской муштры не доставили большого удовольствия бойцам Коршуновской кентурии. При том что Гай Ингенс, который лично занимался подготовкой обоих кентурий, не особо и гонял новобранцев: делал скидку на то, что половина германцев еще не восстановились от ранений, а десятка полтора только-только покинули лазарет. В числе последних был и Ахвизра, который пока не мог занять место в строю, но едва силы позволили, непременно присутствовал на всех занятиях и смотрел очень внимательно. Вообще после ранения лучший друг Агилмунда здорово изменился. Все они, недавние пленники римлян, побывали между жизнью и смертью, но Ахвизра задержался в «промежутке» несколько дольше остальных. Наверное, поэтому он стал смотреть на жизнь значительно серьезнее. А может, время пришло – сменить молодую бесшабашность на традиционную готскую рассудительность.

– Теперь я понимаю, почему ромляне нас бьют, – сказал он как-то Коршунову, когда они вчетвером: сам Коршунов, Ахвизра, Агилмунд и Сигисбарн – сидели у Коршуновской кентурионовской палатки. – Они – как муравьи. Каждый занимается своим делом: кто-то строит, кто-то охотится, кто-то дом защищает. А понадобится – охотник превратится в солдата, а солдат – в строителя.

– А разве у вас – не так? – Алексей был уверен, что именно у варваров каждый человек одновременно и воин, и землепашец, а в империи как раз наоборот.

Ахвизра покачал головой:

– У них нет разницы между войной и строительством. Они и воюют, как свои дороги строят. Кто камни тащит, кто землю копает, кто плитки подгоняет. И только главный знает, как все вместе делать надо. Их главный большую мудрость накопить должен. Зато таких главных немного надо, а землю копать научиться просто. У нас же каждый может сам дорогу проложить, да что толку. Все равно римская дорога намного лучше получается. Потому римский порядок сильнее нашего, и бьют они нас.

– Мы их тоже били, – заметил Коршунов.

– Это потому, что ты, Аласейа, нас на римский лад перестроить пытался, – сказал Ахвизра. – Я это теперь понимаю, а раньше не понимал. Первый раз задумался, когда по твоему слову Диникея убил, а сейчас понял.

– Прав Ахвизра, – поддержал друга Агилмунд. – Римский закон сильнее нашего. Одно плохо: от вождя слишком много зависит. Хороший вождь – хорошая дорога будет. Плохой – плохая. А сами они вождя выбрать не могут, потому что не знают, каким должен быть вождь. А у нас любой знает.

– А Гай Ингенс – хороший вождь? – спросил Сигисбарн. – Он меня два раза палкой ударил. Хорошо ли – когда воина палкой бьют? Многим нашим это не нравится.

– Агилмунд, когда тебя учил, тоже палкой охаживал, – напомнил Коршунов. – Или у Агилмунда рука легче?

– Потяжелее, конечно (Ахвизра засмеялся), да Агилмунд – брат мне старший. Ему можно.

– А мне? – осведомился Коршунов.

– И тебе можно, – разрешил Сигисбарн, но при этом опасливо покосился на Коршуновский витис, словно опасался, что Алексей тут же опробует на нем свой «кентурионов жезл».