Книга Две дамы и король - Ольга Играева

— Познавательное чтение?

Девица подняла лицо и посмотрела на него напряженными сомневающимися глазами. Тут Карапетян увидел, что журнал раскрыт на статье, разбирающей основные причины мужской импотенции. Он кашлянул, на правах старшего забрал у девицы журнал, закрыл его и непринужденно скатал в трубочку. Та пока не вымолвила ни слова, и Карапетян присел рядом на скамейку, решив, что надо брать инициативу в свои руки.

— Как я понял, вы тот самый аноним, который знает все об очках, — начал Карапетян, сразу обозначив, что он — тот, кого она ждет. Девица чуть-чуть расслабилась.

— Мила сказала, что вы интересуетесь очками, — проговорила она хрипловато. — Я кое-что слышала об очках.

— Доверьтесь мне, — с готовностью отозвался Карапетян Девица хмыкнула — не так уж она робела, как могло показаться по первому впечатлению. Просто немного напрягалась, выдерживая роль начинающей шпионки, пришедшей на свою первую явку. Тон Карапетяна показался ей смешным.

— Ладно. Хотя вообще-то выглядите вы не очень солидно. (Карапетян насупился — подумаешь, вымахала как каланча и смотрит теперь на всех свысока.) Меня зовут Майя Латунина. Я слышала один разговор, и он не казался мне подозрительным, пока Мила — мы с ней подружки — не проболталась мне про вас. В общем, три дня назад я зашла в приемную Булыгина. Дело в том, что мне по рабочему телефону постоянно звонят и спрашивают об условиях размещения рекламы в еженедельнике «Политика» — я, кстати, там работаю корреспондентом. Реклама — это дело булыгинских ребят. Мне надоело всех к ним направлять, я просто уже на стенку лезу от этих звонков. А тут позвонили из «Гефеста» — фирма солидная, я им хамить не решилась, а побежала к булыгинским, чтобы они подошли к телефону. У них никого.

Тогда уже на взводе я помчалась к Булыгину. У нас в принципе порядки демократические и ворваться к начальнику в кабинет и натопать на него ногами не возбраняется. Впрочем, Булыгин этого не любит и, видимо, скоро даст всем укорот. Неважно. Стервы Виты в приемной почему-то не оказалось. Я подошла к двери и открыла. Двери при входе к Булыгину — двойные. И когда я открыла первую дверь, услышала голоса в кабинете. Я застыла. Не думайте, вовсе не для того, чтобы подслушать. Я просто хотела определить, кто там. Если кто-нибудь из наших, то можно было бы зайти и все сказать. А если гости, то я бы постеснялась. Ну, вот и слышу, что, мол, "не психуй ты из-за этих очков, кому какое дело, что ты их разбил где-то, да и осколки, ты говоришь, подобрал, расслабься.

Не трясись, ничего они не найдут и не выяснят, а суетиться начнешь, наоборот, им мысль подашь". А ему отвечают, мол, «глупо получилось, мне теперь эти очки покоя не дают, все время мерещится, что они знают про эти клятые стекла, что делать, черт меня дернул в салон пойти». А тот снова — мол, не суетись, замри, только хуже сделаешь… Я толком ничего не поняла, что за очки и о чем речь. Я не успела отойти от двери, как она раскрылась и на меня Булыгин смотрит — прямо взглядом буравит, злобно так.

И грубо спрашивает — чего ты тут крадешься, что надо? Я лопочу про рекламу и клиентов, а он, по-моему, даже не слушал толком. Смотрит на меня пристально и будто соображает про себя… Сказал он мне что-то вроде: пошли ты подальше этот «Гефест» Знаете, смешно, но он, кажется, не поверил, что я только из-за «Гефеста» к нему ткнулась… Позже я пораскинула мозгами — очень впечатлила меня его реакция, — и знаете, мне показалось, что его грубость — она была из-за страха. Он испугался.

— Вы заметили, кто был у него в кабинете? — спросил Карапетян.

— Да, его брат. Но самое смешное, я не могу сказать вам, кто из них какие слова говорил. У них безумно похожи голоса.

Что же, вопреки ожиданиям информация была небезынтересной, если, конечно, этой юной особе ни чего не привиделось и не послышалось, думал Карапетян. Забавный поворот событий.

— Послушайте, я сейчас задам вам странный вопрос. Почему вы решили мне это рассказать? — поинтересовался он у «баскетболистки».

Вопрос поставил Майю в тупик. Забавно, что она действительно не задумывалась над этим. А ведь очень многие люди, случись им подслушать подобный разговор, держали бы язык за зубами, не желая ввязываться в сомнительную историю, одним из действующих лиц которой является их начальник.

— Разве я не должна?.. — промямлила Майка, но на полуфразе запнулась. Только сейчас ей пришло в голову, что если она подслушала нечто действительно важное, то дело это небезопасное. Зачем она ввязалась? Однако интересно, что задает ей этот вопрос мент, которому от ее откровенности только польза.

Майка как-то сразу сникла и решила, что зря она это затеяла. «Вот гад! — подумала она, искоса глянув на Карапетяна. — Ему же помогают, а он…»

Майка вздохнула — худшие ожидания подтверждались. Никому никакого толку от ее откровений. Она пришла на явку после стычки с Пашей Денисовым и потому безотчетно ждала от встречи с неизвестным ментом очередной неприятности. Майка была суеверна и считала, что если день не задался, то и дальше все пойдет наперекосяк, и спастись можно только одним образом — переждать этот несчастливый день.

Как только она позвонила в милицию ухажеру Милы со своим сообщением, ее вызвал к себе зам главного редактора. Встретив ее у входа в кабинет и провожая до кресла, зам главного, кося в сторону глазами и глупо улыбаясь, говорил ей что-то странное — мол, это слово «лифчик» пишется через "ф", а фамилия известного экономиста, бывшего министра финансов, напротив, через "в". Майка понять не могла, чего это зама главного потянуло рассуждать о нижнем белье, никогда вроде за ним такого не водилось, нормальный мужик, не озабоченный, а тут… Из дальнейшего она поняла, что причиной его странного поведения является то, что коллега Денисов отредактировал ее заметку с пресс-конференции Лившица.

Недрогнувшей рукой Паша раз десять в упоминавшейся в тексте фамилии экономиста переправил "в" на "ф". Нет чтобы с Майкой посоветоваться, она в той же комнате сидит! Как же, будет он всякую дуру бабу слушать, он наизусть знает, как пишутся все на свете Лифшицы! В результате милейший Александр Яковлевич Лившиц превратился в некоего противного Лифшица, а зам главного, не иначе, решил, думала Майка, что она — стажерка отдела политики — полная профнепригодная идиотка. Объяснение с всезнайкой Пашей ни к чему хорошему не привело — тот, высокомерно поглядывая на нее из-за толстых очков и едва цедя слова, стоял на своем. Майка, отчаявшаяся достучаться до его здравого смысла, даже попыталась взглянуть на инцидент с точки зрения тлеющего арабо-израильского конфликта — может быть, арабист Денисов таким образом выражает свою солидарность с борьбой палестинского народа?

— Вы были влюблены в Губина? — донесся до задумавшейся Майки вопрос связника.

— О-о-о… — протянула Майка. — Там была патологическая, противоестественная влюбленность в жену. Вернее, даже в двух женщин. Нет… Знаете, наверное, дело в том, что я не могла держать такую жгучую тайну в себе. Репортеры — не те люди, которые способны быть носителями секретов. Очень хотелось проболтаться. Вот я и решила рассказать о разговоре Булыгиных вам — ментам ведь это больше других должно быть интересно. Так и подмывало кому-нибудь рассказать и увидеть чьи-нибудь квадратные глаза.