Книга О любви не говори - Барбара Фритти

– Постой, Алекс! – бросилась за ним Джулия. Она смогла догнать его уже возле самой машины. – Я сажусь за руль!

– Ни за что!

– Только я! Ты не в состоянии вести машину! Не хочу стать жертвой еще одной аварии.

– Пожалуйста, не путай меня с отцом. Это он у нас мастер по части дорожных аварий со смертельным исходом! – Алекс со всей силой стукнул кулаком по капоту и почувствовал острую боль в руке. Но с физической болью он как-нибудь справится. Он справится со всем, что реально, что имеет смысл.

– Отдай мне ключи! – приказала Джулия, перекрыв ему путь в кабину.

– Со мной все в полном порядке!

– Ты и близко не стоял рядом с этим порядком! И сам прекрасно понимаешь это!

Сил на то, чтобы спорить, у него уже не осталось. Он молча швырнул ей ключи, а потом скомандовал:

– Гони! К чертовой матери, отсюда!

Всю дорогу до Сан-Франциско Джулия жалела о том, что они не остались и не поговорили с отцом Алекса.

У нее ведь была куча вопросов к нему. О фотографии, о матери, о себе самой. А сейчас снова придется отложить свои вопросы до лучших времен, до тех пор, пока Алекс не придет в себя, оправится от пережитого потрясения и сможет понять ее мотивы. Если нет, ей придется навестить Сандерса уже одной. Но сейчас она не имеет права бросить Алекса. Впервые она видела его в таком состоянии, пожалуй, близком к невменяемости. Достаточно было взглянуть на него, увидеть, как он нервно барабанит пальцами по ноге, потом по сиденью, как он каждые две минуты меняет положение тела, пытаясь устроиться поудобнее, чтобы увидеть, как разрушительная энергия переполняет его через край. Пожалуй, не скоро сможет он оправиться от шока.

Его отец жив! Невозможно даже отдаленно вообразить себе, что пережил Алекс, увидев живого и невредимого отца на пороге дома некоего Рика Сандерса. Ведь для него отец был настоящим идолом, кумиром! Он обожал его всеми фибрами души. Быть может, думала Джулия, глядя на дорогу, Чарльз Мэннинг был единственным человеком, которого любил Алекс, вложив в свою любовь к отцу всю ту страсть и глубину, которую обычно вкладывают в любовь к женщинам. Так стоило ли удивляться, что у него не осталось никаких чувств к матери? Что он никогда и никого не любил?

Интересно, расскажет ли он Кейт Мэннинг о встрече с отцом, подумала она, но вслух спросить не решилась. Он и так готов вспыхнуть как спичка от малейшей искры.

– Да гони же ты быстрее! – взорвался он уже на подъезде к Сан-Франциско. – Перестройся на скоростную полосу!

– Алекс, остынь! Прошу тебя! Хочешь, я включу музыку?

– Нет! – Он отстегнул ремень безопасности и снова беспокойно заерзал в своем кресле. Потом тяжело вздохнул и неожиданно сказал: – Представляешь, он жив, Джулия!

– Да! – коротко согласилась она и посмотрела на него сбоку. Он неотрывно глядел на стелющееся перед ними полотно шоссе.

– А я на кладбище стоял и смотрел, как опускали пустой гроб в землю. Конечно, тогда мне никто не стал объяснять, что гроб был пуст. Мне же было всего девять лет. Это я уже потом понял, сам дошел! Помню, как могильщики принялись засыпать могилу, и сверху на гроб посыпались тяжелые комья земли. Мать хотела, чтобы я отвернулся и не смотрел на эту ужасную процедуру, а я не мог заставить себя отвести взгляд. – Алекс повернул свое заострившееся лицо к Джулии. – И где, думаешь, он был в это время? Прятался за каким-нибудь памятником? Притаился среди кустов? Видел ли он, как мы оплакивали его? Как он мог? Как мог нормальный мужчина сотворить такое со своей женой и ребенком?

– Понимаю тебя, Алекс! – сочувственно пробормотала Джулия, но он, казалось, даже не расслышал ее слов, весь в плену своих невеселых воспоминаний.

– Во время поминок я собрался и ушел в родительскую спальню. Невыносимо было видеть, как люди выпивают, разговаривают и даже смеются, как будто ничего и не было. А мне в эти минуты хотелось быть как можно ближе к отцу. Вот я и побрел в спальню, где отец уже не был много месяцев. Но я все равно слонялся по комнате, внюхивался в запахи, пытаясь вспомнить, как пах отцовский лосьон после бритья. А потом пошел в кладовку, где еще остались кое-какие его старые вещи, и просидел там до тех пор, пока все не разошлись.

Сердце Джулии разрывалось от жалости. Бедный, несчастный ребенок, такой одинокий в своем горе.

– Мама тебя нашла? – спросила она, надеясь, что у Кейт Мэннинг хватило ума отыскать сына и нежности, чтобы обнять ребенка, прижать его к себе и не выпускать из своих объятий.

– Нет. Она меня даже не искала! Сам выбрался и пошел к себе в кровать. Папы больше нет, и я должен был смириться и научиться жить с этой мыслью. И я научился! – Алекс потер лоб, будто его мучила сильная головная боль.

– Хочешь, у меня есть аспирин?

– Не надо! Я в порядке!

– Я уже слышала это!

Проскочив мост Золотые Ворота, Джулия свернула прямо к дому Алекса, всем сердцем надеясь, что их не ждут никакие новые сюрпризы. Свои машины они заберут со стоянки потом, и машину, позаимствованную у приятеля Алекса, тоже вернут тому позже. А пока – доставить Алекса домой!

Они вошли в квартиру и застали там прежний бедлам. Может, заняться уборкой? Пожалуй, самое время, чтобы отвлечься от невеселых мыслей и сосредоточиться на чем-то другом. Она молча проследовала за Алексом в его спальню и увидела, как он достал из шкафа дорожную сумку и молча швырнул ее на кровать.

– Что ты делаешь?

– Я уезжаю!

– Что значит «уезжаю»? – переспросила она потрясенным тоном. Меньше всего на свете Джулия рассчитывала услышать такие слова.

– Для начала я съезжаю с квартиры. Мне не нужно все это! – Он взъерошил на голове волосы и блеснул на нее злым взглядом. – Хороший фотограф всегда должен держать дистанцию в отношениях со своими моделями, оставаться по ту сторону объектива! – Он помолчал, а потом неожиданно закончил: – Напрасно я ввязался в это дело.

– Но раз ввязался, то надо довести его до конца! Мы же ничего не знаем.

– Я знаю более чем достаточно! Если хочешь, поговори с моим отцом сама. Уверен, он поможет тебе вычислить все остальное. Быть может, у него развяжется язык, и он сможет сказать тебе больше, когда я уеду и отпадет необходимость защищать меня.

– Я понимаю, ты оскорблен, ты…

– Ты ничего не понимаешь!

– Нет, понимаю! – рассерженно топнула она ногой. – Твой отец лгал! Моя мать тоже лгала мне! Я знаю, что это такое – оказаться среди зыбучих песков лжи и обмана.

– Твоя мать не притворялась, что она умерла.

– А разве не так она поступила по отношению к своим родителям? – Джулия помолчала, пытаясь унять расходившиеся нервы. – Подумай сам! И твой отец, и моя мать повели себя одинаково жестоко и бессердечно по отношению к самым дорогим для них людям. Значит, на то были особые причины. Какие-то суперпричины, о которых мы пока и не догадываемся. Алекс, речь идет не о какой-то мелкой бытовой лжи, и тайна у них была такая же. Очень крупная и очень страшная. Неужели тебе не хочется узнать, что это была за тайна?