Книга Соглядатай, или Красный таракан - Николай Семченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, конечно, не считал Наташу исполненной святости, но, честное слово, даже и подумать не мог, что она способна заняться любовью с моим лучшим другом, да, к тому же, в моей квартире.
Юра, почувствовав перемену настроения своей партнерши, оторвал взгляд от потолка и тоже увидел меня.
– Извините, – сорвалось с моих губ. – Я не хотел… Извините… Никак не ожидал…
Они, застыв, глядели на меня. Я глядел на них. И может быть, впервые в жизни мне стало стыдно.
Я ощущал крепкий запах пота и разгоряченной плоти, слышал нечленораздельное, животное урчанье – и это было отвратительно! Но, вглядевшись пристально в лицо Наташи, я понял смысл фразы из старинных романов: «Она источала счастье». И впервые увидел её упругое, лёгкое тело, золотистую кожу, яркие смеющиеся глаза, лебединый изгиб тонких рук, ореол волос… Ничего этого я не видел прежде. Ну, почему же, почему? Неужели потому, что унизив её своими грубыми мыслями, потерял истинную зоркость? И вот увидел: сначала – как грязную картинку типа тех, что рисуют в общественных уборных, и сразу, без перехода, нюансов и полутонов – портрет завораживающей, чувственной, невероятной красавицы! Одна и та же женщина могла вызвать и любовь, и омерзение. Но разве я прежде об этом не догадывался? Конечно, догадывался, но прочувствовал всё это впервые. За какие-то доли секунды про-чув-ство-вал, про-чув-ство…
– Я не хотел… Случайно получилось…
Моё смущенное бормотанье наконец произвело нужное действие: Юра непостижимым образом мгновенно переместился ко мне и, подталкивая меня плечом к двери, страшно вращал глазами и зловеще шептал:
– Убью, гад! Я тебя, как человека, просил…
– Как ты мог? – отвечал я таким же зловещим шёпотом. – Наташку?! Сюда? Ко мне? Ну, не сволочь ли ты после этого?
– Это ты сволочь: и сам не ам, и другим не дам, – Юра, побледнев, двинул меня в подбородок точным и резким ударом кулака. – Мазохист х… в! Себя сколько угодно можешь мучить, но женщину-то за что?
– Да пошёл ты на х…!
Он снова толкнул меня, и я, не удержавшись, упал.
– Мальчики, прекратите! Сейчас же! Я сказала!
Снизу я видел Наталью, возвышавшуюся надо мной, как монумент.
– Какая ты большая! – изумился я. И понял, что сказал глупость. Но надо же было хоть что-то сказать.
– Да, я большая, взрослая женщина…
Она ещё что-то говорила, но что именно, я не понял, потому что Юра пнул меня под ребро, и так больно, что пришлось свернуться калачиком.
– Что он тебе сделал? – сказала Наталья Юре. – Это он должен тебя бить. За то, что ты – лучший друг! – в его квартире трахаешь его подругу. На его месте я бы размазала тебя по стенке…
– Ему слабо, – усмехнулся Юра. – Он скорее тебя побьёт, чем меня тронет. Он меня к тебе ревнует…
– Что?
Юра не успел сказать в ответ ни слова, потому что я ухватил его за ноги и резко рванул на себя. Он упал навзничь, и я, оседлав его, вцепился мертвой хваткой в горло бывшего друга. Он пытался сбросить меня, хрипел и брыкался. Со стороны всё это, наверное, выглядело довольно презабавно, если учесть, что я никогда ни с кем по-настоящему не дрался. Не было такой необходимости. Ну, разве что в школе, да в институте на первом курсе, когда я ещё ходил на дискотеки. А потом – ни разу, как-то обходилось…
Наташа безуспешно пыталась нас разнять. И мы б, наверное, ещё долго боролись, если бы она не сбегала на кухню, не набрала в ковш холодной воды и не окатила нас.
Этим ковшом она поочередно огрела каждого из нас, приговаривая:
– Ах, петухи! Ах, забияки подлые!
Меня почему-то разобрал смех, и я разжал руку, сжимавшую Юрино горло. Он, похоже, тоже не желал продолжать драку. И тут случилось то, что, быть может, вы никогда не поймёте.
Совершенно случайно мои пальцы наткнулись на его руку, и я зачем-то вцепился в неё, и почувствовал, как на ней резко напряглись жилы. В это мгновенье наши глаза встретились – всего на какую-то секунду, и эта секунда продолжалась целую вечность: в его глазах отразилась тень той тёмной и высокой волны, которая, сверкая серебряной гривой, вспенилась внутри меня и захлестнула сознание – тоже на какую-то секунду, не более того. Мои пальцы полыхнули жгучим пламенем, будто их коснулся раскаленный металл, и я отдернул руку от ладони Юры.
Его взгляд был прозрачен и ясен, и в нем мелькнуло нечто такое, что одновременно было похоже и на восторг, и на радость, и на бесконечное сожаление. Импульс, переданный через мои пальцы, был принят им молниеносно, и он ощутил всё то, что я никогда и ни за что на свете не скажу ни ему, ни тем более вам.
Не глядя друг на друга, мы поднялись с пола и, отряхиваясь, делали вид, будто не интересуемся состоянием другого. Примерно так ведут себя два петуха, сцепившиеся на птичьем дворе: только что яростно клевали и били друг дружку шпорами и крыльями, а через минуту, внезапно закончив драку, отскакивают в сторону и спокойно взирают один на другого как ни в чем не бывало.
Вот и мы с Юрой искоса наблюдали друг за другом, и я почувствовал, как краска отлила от моего лица и что-то вроде озноба пронзило грудь. Я понял, что и на этот раз как бы провел пальцем по ленте Мёбиуса. Эта полоска бумаги, склеенная в перекрученном виде, опять показала мне свой удивительный фокус: вроде бы ведешь пальцем по внешней поверхности ленты – и вдруг он оказывается внутри, а, оказавшись внутри, через некоторое время снова выходит наружу. Эта непостижимость замкнутого круга отражала и мою тайну, к которой нечаянно прикоснулся и Юра. Он беспомощно опустил глаза. Возникшая пауза затягивалась и угнетала нас обоих.
Наташа по-своему восприняла наше внезапное молчание.
– Что, драчуны? – спросила она. – Стыдно стало? Как-никак друзья. А ведете себя будто чужие люди.
Её слова показались какими-то нелепыми, жалкими, ненужными. Но я был благодарен ей хотя бы за то, что мы с Юрой в этой внезапной ситуации не оказались один на один, иначе я не знаю, чем бы кончился этот порыв дикой и свирепой чувственности. (Ха-ха-ха! Ты прекрасно знаешь: ничем! Потому что ты никогда не прыгнешь в темный омут с головой. Тебе нужно обязательно видеть дно сквозь чистую воду…)
И тут закурлыкал телефон. Я вообще давно заметил: он всегда звонит в то время, когда этого меньше всего ждёшь. Иной раз нужного звонка ждёшь часами, а человек так и не объявится. Зато когда тебя приспичит, например, в туалет, это мерзкое изобретение непременно попытается сорвать тебя с унитаза, чтобы в тот момент, когда ты, путаясь в полуспущенных штанах, подбежишь и схватишь трубку, отрубиться и премерзко наполнить ухо писклявыми короткими сигналами.
– Алло! – сказал я.
На том конце провода молчали.
– Алло! – повторил я. – Слух, что ли, проверяете? У меня с ним всё в порядке…
Из трубки ни гу-гу. И я положил её на аппарат.