Книга Магический код - Ольга Егорова

Целый год абсолютного блаженства.

Потом еще год блаженства, смешанного с тревогой, — Иван стал подозревать, что Вера ему изменяет.

Еще один год настоящего кошмара. В этот год он уже не просто подозревал, что Вера ему изменяет, а знал наверняка, где, с кем, сколько раз и каким образом. Потому что она сама ему обо всем рассказывала. И смеялась в лицо, говорила, что он отстал от жизни, что в наше время все это совершенно нормально и не имеет никакого значения, сколько у нее мужчин, потому что любит она все равно Ивана. А все остальные для нее — только сексуальные партнеры, потому что одного Ивана («Ты уж прости», — сказала тогда она) ей мало.

Он хотел выгнать ее из дома — но не мог, потому что знал, что ей некуда идти. Он хотел запретить ей по крайней мере описывать подробности постельных сцен с любовниками — но этого тоже сделать не смог, потому что Вера все равно описывала ему эти подробности, несмотря на то что он кричал: «Я не хочу этого слышать!» — «Хочешь, — отвечала Вера. — Еще как хочешь, сейчас проверим». И подбиралась к нему своей кошачьей походкой, и «проверяла». Скрывать очевидное было бесполезно — в такие моменты он брал ее грубо, без ласк, и понимал, что это ей нравится больше всего. Получался замкнутый круг. Иван думал, что вырваться из него невозможно. Он не знал, что должно случиться в жизни, чтобы они смогли вырваться из этого круга.

И только в тот момент, когда оно наконец случилось, понял: это конечная станция. Ребенок — вот что сделает их обоих нормальными людьми. Ребенок излечит больные души. Заставит забыть о прошлом и жить только настоящим и будущим. Он был счастлив, когда узнал о ребенке.

И Вера была счастлива тоже. Сразу перестали быть нужными дополнительные сексуальные партнеры и грубый секс — теперь Вера хотела только нежности, она купалась в этой нежности и была по-настоящему счастлива. В первый же вечер, вернувшись из консультации с результатом ультразвукового исследования, подтверждающим беременность, они решили, что это будет мальчик. Вера сама придумала ему имя: «Мы назовем его Иваном. Ужасно люблю это имя. И тебя люблю ужасно. Я тебе когда-нибудь это говорила?» — «Нам надо пожениться, Вера», — сказал Иван. «Успеем», — отмахнулась Вера.

Теперь она сидела дома, ждала Ивана, готовила на кухне вместе с Ивановой мамой завтраки, обеды и ужины, пекла пироги и даже начала вязать пинетки для малыша.

Но через месяц ей все это надоело. «Мне скучно, — сказала она тогда Ивану. — Придумай что-нибудь». — «Хочешь, мы с тобой поедем на море? — придумал Иван. — Если малышу это не противопоказано». — «Хочу, конечно хочу! — захлопала в ладоши Вера. — А когда?» — «Ну, не сейчас, а месяца через два… Сейчас я не могу». — «Через два месяца?! Да ты с ума сошел! Через два месяца я превращусь в Собаку. Ты помнишь, какой живот был у Собаки, когда она умирала? У меня будет точно такой же! Я устала уже сидеть дома целыми днями с твоей мамой. Она такая скучная, настоящая старуха!» — «Прекрати! Не смей, слышишь? Успокойся…»

Но Вера не успокоилась. И на следующий день заявилась домой в половине двенадцатого ночи. Иван не стал спрашивать, где она была. Ему было страшно об этом спрашивать. Это продолжалось еще две недели. А через две недели он пришел домой и в первый раз застал Веру вечером дома. Она сидела на кровати и ждала Ивана. «Я хочу сказать тебе кое-что». Он уже знал наизусть это предисловие, этот тон, который ни с чем невозможно было спутать. Она собиралась рассказать ему сейчас об очередном своем приключении. Описать подробности. Мельчайшие подробности. И заставить Ивана после этого взять ее — грубо, без ласк.

В это невозможно было поверить. В душе не было ярости — в душе поднималась детская обида, та самая, из школьного двора, из школьной раздевалки. Хотелось плакать.

— Ты с ума сошла, — сказал он. — Ты с ума сошла, Верка. В тебе ребенок. В тебе Ванечка. Тебе нельзя сейчас…

Она покачала головой. Он тогда не понял, что это означает. Потом протянула руку, взяла со стола сумочку, порылась в ней и протянула Ивану какую-то бумагу. Иван успел понять только, что бумага медицинская. С печатью и подписью врача.

— Нет во мне уже никакого Ванечки. Я передумала, Иван. Ты прочитай бумагу-то, это выписка из моей карточки. Прочитай… Не для меня все это, понимаешь? Не хочу я такой жизни… Кстати… Кстати, ты был прав. Это на самом деле был мальчик…

Бумага выпала из рук Ивана. Он подошел к Вере и, размахнувшись, ударил ее по лицу. Так сильно, что Вера слетела с дивана на пол. Поднявшись, она сказала:

— Когда-нибудь ты поймешь. У меня не было другого выхода. Если бы я этого не сделала, мы бы так никогда и не расстались. А нам вместе быть нельзя. Нельзя, Иван, неужели ты давно уже этого не понял? Ты не понимаешь, я сделала это… и ради тебя тоже. Я должна была сделать что-то такое, чего ты не смог бы… никогда уже не смог бы мне простить. — Потом она помолчала немного и добавила: — Знаешь, у каждого человека должно быть право выбора. Ты правда замучил меня своей любовью. Столько лет мучил. Я от нее, от любви твоей, уже задыхаться стала… А теперь я свой выбор сделала. Я не хочу такой любви, понимаешь?

Накинув куртку, Вера ушла.

И больше Иван никогда Веру не видел.

Она оставила у него свои вещи, которые утром он сложил в пакет и отнес в мусорный контейнер. А на следующий день Юрка Трепаков сказал Ивану, что встретил на вокзале Веру и Вера садилась в московский поезд. Она решила уехать из города навсегда.

Он думал, что история с Верой на этом закончена. Он не сломался даже в тот момент, когда узнал о ее смерти. Узнал случайно, от одного бывшего одноклассника, которого опять же случайно встретил в продуктовом магазине.

Он даже представить себе не мог такого, что когда-нибудь будет сидеть на скамейке возле ее могилы и умолять ее, чтобы она оставила его. Чтобы она отпустила его наконец. Потому что он ее больше правда не любит. Потому что теперь он любит Диану…

На обратной дороге Иван все время вспоминал эти ее последние слова. «Право выбора» — именно так она тогда сказала. Странно, но только теперь, спустя почти восемь лет, он по-настоящему задумался о том, что в этих ее словах есть какой-то очень верный смысл. Нет, конечно, права на то, чтобы убить ребенка, у Веры не было. Он может простить ей свою исковерканную жизнь, он давно уже простил, но Ваньку… Это выше его сил. А вот право на то, чтобы принять его любовь или отвергнуть ее, — наверное, это право у Веры все-таки было. И наверное, такое право должно быть у каждого человека.

В том числе — и у Дианы.

В тот вечер, возвращаясь по опустевшей дороге с кладбища, он понял, что не будет больше искать Диану. Наверное, при желании он смог бы ее найти. Через Лору, например, адрес которой наверняка нашелся бы у Юрки Трепакова. Еще утром он подумал о том, что стоило бы отыскать Лору и выпытать у нее, где скрывается Диана.

Но это утро теперь осталось за какой-то невидимой чертой. И переступать эту черту было бессмысленно, даже опасно — переступать черту, за гранью которой любовь начинает жить не по своим законам, а по тем, что навязывают ей люди.