Книга Кабала - Александр Потемкин

— Привет, сибиряк. Торопись, нас ждут в Белом доме, — приветливо сообщил Михаил Александрович. — Паспорт с собой?

— Добрый день. Да, все в порядке. Послушай, Михаил, у меня в машине семь миллионов долларов. Можно переложить сумки в твой автомобиль?

— Я же просил деньги по Москве не возить, — раздраженно бросил Картузов.

— А мне негде их прятать! — обиженно парировал Ефимкин.

— Есть банки, а в банках ячейки. Я предлагал: если возникают вопросы, звони, спрашивай.

— А сейчас не успеем? — растерянно произнес Леонид Иванович.

— Через пятнадцать минут нас ждет заместитель руководителя аппарата правительства страны. Я не могу позвонить ему и перенести встречу. А за такой короткий срок мы не успеем заключить договор и разместить наличность в банковской ячейке. Оставь в своей машине, там, я вижу, есть люди. Это твоя охрана?

— Да. Но семь миллионов — это неописуемый соблазн…

— Откуда они знают, что в сумках деньги?

— Наш Кан — небольшой городок. В нем все на виду. Что я могу везти спецрейсом в Москву в двух набитых базарных сумках? Они же не идиоты…

— Ты прав, опасно. Спасибо, что доверил. Перетаскивай сумки ко мне в автомобиль. Я оставляю машину на охраняемой стоянке. Мой водитель вооружен. Впрочем, неплохо было бы взглянуть на твои доллары. Я должен быть убежден, что они не фальшивые и деньги в полном объеме. Передавать надо не базарному торговцу за нахичеванские помидоры, а кремлевскому чиновнику за высокодоходную должность государственного управленца. Ты сам уверен, что все в ажуре в смысле их подлинности и по сумме?

— Абсолютно! — в приятном волнении воскликнул Ефимкин.

— О’кей. Значит, здесь семь миллионов плюс мой гонорар?

— Как договаривались!

— Давай, перетаскивай ко мне в багажник.

Автомобиль Картузова покатил на стоянку перед Белым домом. В салоне воцарилась пауза. Лишь приглушенный голос диктора «Эха Москвы» передавал новости. Ефимкин не знал, что сказать, ведь пока все шло без сюрпризов. На душе отлегло, интуиция подсказывала: пока ничего подозрительного не обнаружено. Манеры и повадки Михаила Александровича рассудительны, лицо спокойное, голос ровный. Ефимкин чувствовал некое успокоение и даже подумывал сказать что-то приятное, но сдерживал себя. «Если он что задумал, я обязательно прочту коварную мысль на его лице. Я все же профессиональный мент, неплохо обучен этому делу. Я больше волнуюсь, чем он. Но так и должно быть. Мои семь миллионов лежат в его автомобиле. Он может выкинуть меня из машины — и полная хана. Куда пойдешь жаловаться, на что? На кого и по какому поводу?»

Автомобиль въехал на стоянку Белого дома.

— Пошли. Мы пунктуальны. Заглянем в бюро пропусков, а потом на восьмой этаж. Не нервничай, веди себя спокойно, только не рассказывай сибирские анекдоты про выпивку и девок. Цель нашей встречи с господином Степкиным — знакомство. Беседа на нейтральные темы. О кризисе ни слова. Это не тема общения с крупным государственным чиновником. Мы встречаемся, чтобы получить должность, я стану позиционировать тебя как опытного человека, болеющего за экономику России, а не эксперта по вопросам кризиса. Если он тебя о чем-нибудь спросит, отвечай коротко, ясно, со знанием предмета. В случае чего я приду на помощь. Говорить о держрезерве, вероятно, не придется. Впрочем, он может предложить более высокую должность, но мы будем стоять на твоем выборе. Когда я дам сигнал, выйдешь. Я останусь на пару минут, чтобы услышать комментарий: как он хочет поступить с тобой, возьмется ли протежировать на ту самую должность начальника департамента…

— Держрезерва?

— Конечно, разумеется. Куда же еще? Чего ты, дружок, хмуришься?

— А вдруг посадят в другое кресло?

— Ты сам ведь будешь писать заявление…

— Тоже верно! — Но тут совершенно неожиданно Ефимкин выдавил: Михаил, меня здесь не кинут? Бороду не пришьют?

— В Белом доме? — улыбнулся Картузов, да так подетски доброжелательно и открыто, что вконец смутил Ефимкина.

— Ой, прости, друг. Вылетел вопрос-паразит с языка. Не хотел…

— Чего уж там, как же не беспокоиться, семь миллионов не фунт изюма.

— Я тоже об этом. Мои последние деньги. Боюсь. Жутко возненавидел нищету. Пожил в ее драном полушубке. Ох, лучше не вспоминать, как жизнь российскую мордует безденежье. — Он тяжело взглянул на Михаила Александровича, осекся и замолчал.

В лифте ехали молча. Картузов поправил ему галстук, отряхнул ворот от перхоти, плотно прижал лацкан, фамильярно поднял ефимкинский подбородок и шутливо заключил:

— Вылитый начальник департамента держрезерва. Кто осмелится оспорить? Кто усомнится в состоятельности такой личностью? А вот мы перед кабинетом господина Василия Степановича Степкина. Иди за мной, — шепнул Михаил Александрович, ухмыляясь. — Он любитель тенниса. Будем говорить о последних победах Шараповой, Дементьевой, Кузнецовой… Недавно закончился «Роланд Гаррос» в Париже. Франция, спорт, клевые девки — отличная тема для светского трепа. Знаком с теннисом?

— Нет, я больше рыбак, охотник. В тайге кортов пока нет…

— Тогда помалкивай. Не выдавай в себе дикого провинциала. Ха-ха-ха!

— Не выдам, — заверил Ефимкин.

Молоденькая, коротко стриженная секретарша с ярко накрашенными губами, глубоким декольте, в потертых капри, манерно покачиваясь на высоких шпильках, мелкими шажками проводила мужчин в кабинет чиновника. Помещение было огромным. Дубовая обшивка стен, строгая, отсвечивающая бронзовым декором, мебель эпохи Реставрации, вереница правительственных телефонных аппаратов из слоновой кости, ковер в восточных рисунках, портреты руководителей страны, при виде которых наш народ громко ликует, — все это придавило Ефимкина. Он стоял, сдвинув по-военному пятки, ощущая свою полную растерянность и непригодность среди сановной пышности. В этот момент Леонид Иванович, пожалуй, даже забыл, по какой причине оказался здесь, напрочь запамятовал о миллионах, оставленных в чужом автомобиле, и о вожделенной должности. Судорожное желание быстрее ретироваться и выйти вон охватило его.

Господин Степкин сидел, вольготно откинувшись на спинку служебного кресла. На столе не было никаких бумаг, лишь в серебряном подстаканнике ожидал его наполовину выпитый чай. В фарфоровой пиале лежали миндальные печенья, а в инкрустированном пенале покоились несколько ручек с золотыми колпачками. Хозяин кабинета был мужчина чуть старше сорока лет, на лбу его сидела большая, с головку каминной спички, бородавка. Взгляд исподлобья, напускная значительность, густые, свисающие на глаза брови, надутая, выдвинутая вперед нижняя губа, огромная бритая голова с растопыренными, словно плавники, ушами — все выдавало в нем высокого государственного служаку нового типа, способного создавать иллюзию успешного управления рычагами государственной власти.

— Присаживайтесь, — суховато бросил Степкин. — Тороплюсь в Кремль! Подготовил предложения по выходу страны из кризиса. Ох, этот председатель Центробанка, ох, этот министр финансов. Что они творят с денежной системой! Неумелыми шагами губят ее окончательно. Приходится вместо них размышлять о будущем России. Что у тебя на сердце, Николай?