Книга Уходили из дома. Дневник хиппи - Геннадий Авраменко

Ближе к концу фильма, когда человек, похожий на Солидола, влез в киберпространство, меня неожиданно затошнило и я выскочил на улицу. Пока тошнило, не отпускало странное ощущение, что меня на самом деле двое и второго меня тоже тошнит. Заблуждение быстро рассеялось, когда я увидел, что из тех же кустов вылезает еще один расстроенный человек. И человек этот оказался... Баглаем! Ввиду последнего местопребывания, за руку здороваться мы не стали. Баглай пожаловался на плохой самогон и предложил покурить травы. Вскоре из зала вывалился совершенно охреневший Петька. Кино ему явно понравилось.

Пробиваясь сквозь моросящий дождь и чертыхаясь, часам к восьми мы дошли до Петькиного дома.

Встретили нас неприветливо. Отец сразу орать начал, мать тоже ругала, но жалела.

— Зачем корову увел, синяк?! Тебя участковый ищет!

— Я не брал! — кричит Петька.

— Как не брал?! — орет отец. — Тебя люди видели, ты ее, пьяный, в лес уводил!

— А чё ж твои люди корову-то не отобрали тогда, а? — ехидничает Петька.

— Так у тебя пулемет же был!

Я от этого кошмара сразу на сеновал ушел, от греха подальше. Петина мама принесла мне туда картошки с куриной поджаркой.

Чуть позже пришел и сам Петька.

— Что за бред с пулеметом? — спрашиваю.

— А, есть у меня, откопал в лесу, тут этого добра с войны много. Но про корову ты не верь, не угонял я корову! Веришь, Ринго?

— Да верю я, верю...

Ну а что я ему еще мог сказать?

26 октября, понедельник

Быстро встали, собрались и убежали, пока никто из деревенских не увидел. Чувствовал себя партизаном каким-то. И пулемет из головы что-то не выходит — чего от Петьки ожидать, теперь не знаю.

Нагруженные салом, горилкой, картошкой, хлебом, вареньем, чесноком, конфетами и яблоками, под так и не кончившимся дождиком мы пошли обратно. Петьку страшно мутило, он же вчерашний самогон так в себе и носил, еле шел. Я уже не так хромаю, но нога болеть не перестает.

Где-то на полпути Петька вдруг встал как вкопанный.

— Старый я дурак, — заявил он. — Силки-то я не взял!

— Действительно дурак, — расстроился я. — Мы же за ними и шли. Что делать?

— Обратно идти, что. Погоди только, давай выпьем.

Тут же выпили полбутылки самогона. Петька заметно

повеселел, я, чего лукавить, тоже.

Когда его родители снова увидели нас, я подумал, что с ними удар сделается.

Буквально пинками затолкав нас в дом, они, как и вчера, неутомимо принялись костерить непутевого сына. Мама еще запричитала, что нас могут увидеть.

Петя полез в сарай за силками, а я пошел на сеновал досыпать.

Да так и продрых весь день. Когда проснулся, уже сгущались сумерки. Петька храпел рядом, источая перегарные миазмы. Растолкать его я так и не смог. Не помогли ни тычки, ни крики, ни даже кружка ледяной воды. Честно взвалив на себя половину добытых припасов, я сказал Петькиным родителям, что пойду на Мангуп один. Оставаться еще на ночь мне совершенно не хотелось. Впрочем, если бы старики принялись меня уговаривать — заночевал бы, конечно. Но второй раз пришедший незваный гость их явно смущал, и меня никто не остановил.

Дорогу я помнил неплохо. Но как оказалось впоследствии, лишь до точки возврата.

Темнота и дождь сделали свое дело — примерно через час я понял, что заблудился. Присел, выкурил сигарету. Направление я вроде бы все время держал правильное, но вот с тропинки сбился точно. Лес здесь высокий, лиственный; темень страшная, дождь. Лезть на дерево и осматриваться бессмысленно — даже если не грохнусь, вряд ли что-то увижу. Идти дальше с полусевшими батарейками в фонарике — не лучшая идея, но все же более разумная, чем, например, пытаться вернуться или лечь спать под каким-нибудь кустом. От нечего делать, чтобы скрасить время, я сорвал травинку и посвистел в нее — Петька учил как-то, говорил, что это прекрасный манок на сычей. Но на Мангупе с сычами не густо, поэтому проверить правдивость Петькиных слов можно было как раз сейчас. Ох, зря я это сделал. Свистнул несколько раз, бросил травинку. И тут началось. Шорох крыльев, и вот я сижу по-прежнему в темном лесу, под дождем, но теперь еще и окруженный добрым десятком орущих сычей.

Чертыхнувшись, осторожно двинулся дальше. В какой-то момент мне даже померещилась тропинка. Стараясь не упустить ниточку благополучного исхода, я чуть ли не руками прощупывал, не оступился ли, не сошел ли с нее?

Внезапно кто-то схватил меня за щиколотку, и мир перевернулся.

— А-а-а-а-а!!! — истошно заорал я. — Кто здесь?! Отпустите!!!

Кто-то держал меня за ногу и плавно встряхивал. Учитывая мой немаленький рост, это наверняка был великан.

— Отпустите меня!!! — вопил я.

Но тщетно. Впрочем, болтанка скоро прекратилась, и я, немного успокоившись, понял, в чем дело.

Я попал в ловушку. В простейшую, глупую ловушку. Мою ногу прочно обхватывала веревка, привязанная к макушке дерева, а я висел вверх тормашками. Судя по затухающему фонарику, валявшемуся неподалеку, в полутора метрах от земли. Рюкзак лежал там же. Нож в кармане рюкзака. Мне кранты.

Я попытался дотянуться до ноги, но не смог. Рванулся, пытаясь обмануть возникшие колебания, но напрасно. Меня развернуло, и снова началось — вверх-вниз, вверх-вниз.

Сколько я смогу так провисеть, прежде чем умру от кровоизлияния в мозг? Час, два? Какова вероятность, что кто-то найдет меня хотя бы утром? Вообще, буду ли я жив к утру?

Стало страшно по-настоящему. Я задергался, пытаясь схватить веревку, потом принялся раскачиваться, чтобы по инерции взлететь вверх и ухватиться или дотянуться до земли и тяжелой поклажи, но снова и снова терпел поражение. Дерево легко выдерживало мою тяжесть, не хрустнуло и не сломалось — на это я тоже надеялся. Кому, какому придурку пришло в голову ставить ловушку на тропинке?! Или... это была не тропинка?

Фонарик погас, и я полностью потерял ориентацию в пространстве. Голова кружилась, пошли цветные пятна в глазах. Я нащупал сигареты и спички в куртке, неумело закурил. Вдыхать дым вверх ногами не очень-то удобно, и, сделав две затяжки, я бросил сигарету. Несколько секунд она тлела, пшикнула и погасла. Тишина, шум дождя, скрип деревьев.

И я начал кричать. Во всю силу легких, кашляя, срывая голос, я выкрикивал не призывы о помощи, я просто орал. Истошно, безнадежно — кто может услышать меня в глухом горном лесу среди ночи?

Выдохшись, висел молча, один раз расхохотался, потом расплакался. Выжить в стольких, казалось бы, патовых ситуациях и глупо умереть в ночном лесу под Богатым Ущельем...

Безумно кружилась голова, силы кончились совершенно. Темноты я уже не видел, вместо ночи вокруг вращалась радуга. Я терял сознание.