Книга Пианисты - Кетиль Бьернстад

— Ты по-прежнему интересуешься Аней? — спрашиваю я.

Она настораживается.

— Разве мы об этом хотели поговорить?

— И об этом тоже. Нам надо поговорить обо всем. Мы еще многого не рассказали друг другу.

— Ты-то, во всяком случае, интересуешься Аней, — говорит она.

— Я боюсь за нее. Они держат ее в неизвестном месте.

— Это только усиливает мои подозрения в отношении отца.

— Какие подозрения?

Катрине качает головой.

— Я не произнесу ни слова. Пока еще нет.

— Но куда они могли ее поместить? В какую-нибудь специальную школу? В санаторий? Она так худа, что едва держится на ногах. Они надеются, что через две недели она сдаст выпускной экзамен.

— В этой семье все больные, неужели ты этого еще не понял? Отец, мать, Аня. — В глазах у Катрине слезы.

— Ты ее еще любишь, — говорю я.

— Да! — Катрине смотрит на меня почти сердито. — Но, наверное, Ане нужна не такая любовь.

— И что ты намерена делать?

— Ждать, когда придет мой черед.

— А что ты будешь делать, пока ждешь?

— Встречаться с другими девушками, само собой.

— Но не здесь, не дома?

— Нет, здесь у меня может начаться клаустрофобия.

— А вас много? Может, познакомишь меня с кем-нибудь из них?

Катрине смеется.

— Познакомлю, при случае. У нас есть свои места в городе, где мы можем чувствовать себя свободно.

Я согласен с нею. Она на два года старше меня. Она живет полной жизнью. И теперь производит впечатление более гармоничной личности, чем раньше. Может, это потому, что у нее нет никаких амбиций в отношении карьеры? Она, как и прежде, работает в Национальной галерее и имеет летом дополнительную работу в «Палатке Сары». Выпускной экзамен она не стала сдавать, но зато у нее тьма партнерш. Наверное, ей этого хватает.

А я со своими амбициями сижу за роялем. День за днем. И в мыслях у меня нет никакой ясности. Должен я дебютировать или нет? А что если я провалюсь? Тогда мне останется только повеситься. Катрине читает мои мысли.

— Выше голову, — говорит она. — Все образуется в конце концов. Но сначала ты должен вырвать Аню из когтей семейства Скууг.

Последняя ночь с компанией

Больше я не могу избегать Маргрете Ирене. Пока она готовилась к выпускному экзамену, моя ложь еще сходила мне с рук, но теперь экзамен уже сдан. Ребекка и Фердинанд тоже сдали экзамен. Они получили студенческие шапочки и праздновали всю ночь. Однажды вечером, когда я сижу погруженный в отмеченную смертью последнюю фортепианную сонату Шуберта, перед нашим домом на Мелумвейен останавливается красный автобус «Фольксваген». Гудки и крики. Из автомобильного стереомагнитофона несется громкая поп-музыка. Я выхожу из дома. Из переднего окна мне машет Маргрете Ирене. Потом я замечаю Ребекку и Фердинанда.

— Поехали с нами, Аксель! Повеселимся!

Я хватаю коричневую брезентовую куртку и сажусь в автобус через заднюю дверь. Внутри праздник в полном разгаре. Плохое сладкое шампанское. Херес и портвейн. Маргрете Ирене, едва не ломая сиденья, перебирается назад, где празднуют студенты. Я машу водителю, единственному трезвому человеку. Раньше я его никогда не видел, но это неважно. Ребекка и Маргрете Ирене по очереди целуют меня в губы. Фердинанд обнимает.

— Поздравляю! Молодцы, ребята! — говорю я.

— И ты нам совсем не завидуешь? — поддразнивает меня Ребекка. — Нет, конечно. Ты наверняка станешь лучшим пианистом, чем мы.

— Мне бы тоже хотелось сдать этот экзамен, — говорю я.

Маргрете Ирене обнимает меня за плечи, как будто у нас с нею все по-прежнему.

— Мне тебя не хватало, — шепчет она мне на ухо.

— Мне тоже, — лгу я. — Вы уже знаете свои отметки?

— Узнаем через несколько дней, но нам на них наплевать. Мы все сдали, это главное.

Автобус трогается с места.

— Едем к Ане! — неожиданно предлагает Ребекка.

— Вы что-нибудь про нее знаете? — спрашиваю я, чувствуя подступающую тошноту.

— Кое-кто в школе ее знает, они говорят, что она тоже сдала экзамен.

— Тогда, значит, она уже вернулась домой! — Ребекка толкает водителя в спину. — Эльвефарет. Прямо и вниз.

— Нет, так не годится, — говорю я.

— Почему?

— Думаю, она к такому не готова.

Все с удивлением смотрят на меня. Только Ребекка понимает, насколько это серьезно.

— Слушайтесь Акселя. Он лучше всех ее знает.

Сначала мне надо с нею поговорить, думаю я. Только Богу известно, как мне хочется поговорить с нею, обнять и уже не отпускать. Узнать, что произошло. Но при этом никто не должен присутствовать.

Мы на большой скорости мчимся в город. Изумительно теплый майский вечер. Березы уже распустились, вот-вот расцветет сирень.

— Давайте заедем в Студентерлюнден и выпьем пива! — предлагает Фердинанд.

— Моя сестра работает официанткой в «Палатке Сары», — говорю я.

— Значит, едем туда! Может, она сделает нам скидку!

— Едва ли. К тому же у большинства из вас денег достаточно.

Да, думаю я, едва успев произнести эти слова. Ребекка сказочно богата, у Фердинада и Маргрете Ирене состоятельные родители. Только я один живу на жалкие подачки отца. Мы называем это займом, ему тоже приходится занимать эти деньги. Я клянусь, что все верну ему после дебюта. В. Гуде сказал, что за концерты мне будут платить. Если дебют окажется удачным, он организует мне выступления с симфоническим оркестром в Бергене и Ставангере, в частных обществах и даже во Дворце. Он держится так, словно владеет всем миром. Только мне в это трудно поверить.

Мы закатываемся в «Палатку Сары». Там уже полно новоиспеченных студентов. Катрине сразу замечает нас, многозначительно улыбается и весело со всеми здоровается. Она не привыкла видеть своего брата в таких веселых компаниях. К нам присоединяются несколько друзей Ребекки, Маргрете Ирене и Фердинанда. Мы занимаем длинный крайний стол. На столе появляется пенистое пиво, вспыхивают сигареты. Маргрете Ирене обнимает и уже не отпускает меня.

Ребекка видит, что я о чем-то думаю и что мне неприятно, и поднимает бокал:

— Забудь о Шуберте, Аксель. Это Летний Осло. Это жизнь.

Я тоже поднимаю бокал. Ее слова попали в цель. Я смотрю вокруг. Даже Катрине выглядит счастливой, принося поднос за подносом с пивом измученным от жажды выпускникам этого года. Она весело разговаривает с посетителями, приносит бутерброды, счета, прячет чаевые в свой кошелек. Солнце падает ей на лицо. Она дружески ему щурится. Она в гуще жизни, думаю я, только мы сидим здесь со своими амбициями, хотя как раз на сегодня новоиспеченные студенты забыли, что их ждет, забыли об учебных заведениях, которые они должны себе выбрать, о ждущей их взрослой жизни. Можно подумать, будто только мы с Катрине не хотим становиться взрослыми, думаю я. Мне скоро девятнадцать, Катрине двадцать один. Она уже испытала много такого, о чем я даже понятия не имею. Знает, что жизнь — это не только удовольствия. И все-таки она свободна и самостоятельна. Ее самые большие заботы — любовные огорчения. Но у кого их нет, этих любовных огорчений, думаю я в то время, как Маргрете Ирене целует меня в губы.