Книга Уроки верховой езды - Сара Груэн

«Депрессия» для меня не новое слово. После родов я несколько лет не могла из нее выйти. И это не была обычная постнатальная депрессия. Я оплакивала утрату детородной способности. Я глубоко погрузилась во мрак, я была бездеятельна и ко всему безразлична… В то время Роджер стоял точно скала, на которой зиждилась наша семья.

Вот смешно… Если он все делал так правильно и хорошо — внешне, по крайней мере, — почему я никогда не была счастлива?

Надо думать, депрессия была лишь одним из факторов. С тех пор как мы с Гарри разбились, я все время от чего-то бежала. От чего-то непонятного, но такого, к чему я не могла повернуться лицом. Брак с Роджером, отъезд из Нью-Гэмпшира, беременность… Все это, если разобраться, была просто дымовая завеса. Я, кажется, неосознанно искала чего-то большего. Чего-то такого, что могло заново выправить мою жизнь. Чего-то, что дало бы мне возможность не думать о безымянном страхе, гнавшем меня…

Из депрессии я в конце концов выкарабкалась, но удовлетворенности жизнью так и не ощутила. Все стало только хуже. К домашним делам я питала лишь мстительную ненависть. Я чувствовала себя в ловушке. Жены сослуживцев Роджера казались мне марсианками. Им, судя по всему, нравилось то, чем они занимались. Они ездили на какие-то кулинарные курсы, организовывали детские площадки и вылазки в парк… А я не делала ничего. Мне ничего не хотелось. Даже вставать по утрам. В доме царил беспорядок, а Ева помирала от скуки, потому что я не желала общаться с мамочками по соседству, успешно заработав у них репутацию нахалки и индивидуалистки.

Я не могла заставить себя даже выучиться готовить…

Кончилось тем, что я решила сделать карьеру. Какую угодно, только чтобы вырваться из дому. Нет, не то чтобы я старалась держаться подальше от Роджера. Мне хотелось какой-то своей жизни, и я принялась за дело с такой энергией, словно мстила врагу. Четырехлетнее образование я завершила в три года, получила высший балл и медаль от декана. Потом еще год стажировалась по курсу технической литературы… И наконец очутилась в компьютерной индустрии, в подразделении, занятом составлением учебников и руководств к «софту». Еще через несколько лет я выдвинулась в редакторы, а вскоре стала ответственным редактором «ИнтероФло», осиливая на этом посту восемьдесят шесть выпусков в год.

Как гордился мной Роджер! Я вновь добилась успеха…

Однако вскоре дал знать о себе все тот же душевный разлад. Должно быть, он так никуда и не девался, лишь временно отошел на задний план.

Кажется, я всю жизнь только тем и занималась, что старалась его превозмочь…

Глава 18

Часам к девяти вечера я понимаю, что придется где-то остановиться на ночлег. Я хотела одним махом проделать весь путь, но, видимо, не смогу. В голове у меня только-только начинает яснеть, и вместо тошноты я чувствую голод.

Возле Акрона я замечаю гостиницу «Красная крыша». Беру номер и замертво валюсь на кровать. Раньше я первым долгом стянула бы простыню и проверила, хорошо ли вычищен матрас. Такова была прежняя Аннемари, которая натягивала рукав на ладонь, прежде чем взяться за ручку двери в общественном месте. Моему новому «я» нет до подобных вещей ни малейшего дела. Новая Аннемари прямо в уличной обуви падает на покрывало.

Я разглядываю трещинку на потолке, наслаждаясь тишиной. Шум и рев большого шоссе еще звучат в ушах.

Я вскидываюсь на постели и нахожу глазами телефон. Надо позвонить Мутти — узнать, когда похороны. По крайней мере, эту последнюю дань папе я должна отдать непременно. Кусая губы, я раздумываю, что сказать, с чего начать разговор…

Потом иду в ванную — привести себя в порядок перед ужином.

Ресторан у них невзрачный. Круглые столы, кургузые стулья. На полу — зеленый ковер с коротким ворсом. На зеленом фоне — темный орнамент, едва различимый в притушенном свете.

Посетителей за столиками нет, только у барной стойки расположилось с полдюжины мужчин. Они смотрят на экран телевизора, следя за перипетиями бейсбольного матча. Над неподвижным частоколом голов поднимаются лишь струйки сигаретного дыма и вливаются в голубоватое облако под потолком. Иногда болельщики взрываются шумными восклицаниями.

— Мне, пожалуйста, французский луковый суп, — говорю я официантке.

Желудок требует чего-нибудь посущественней, но я пока боюсь его напрягать.

— Вам к супу салат принести? Может быть, сэндвич?

— Спасибо, не надо. Разве что крекеры.

— Пить что-нибудь будете?

Я содрогаюсь.

— Понимаю это как отказ, — говорит официантка и опускает блокнотик в карман.

После ужиная возвращаюсь к себе. Закрываю дверь — и вдруг совершенно неожиданно приходят величайшее спокойствие и умиротворенность. Эта казенная комната витает за миллион миль от обычного мира с его сложностями и проблемами. Роджер, Ева, Мутти… даже Маккалоу и его жуткая попытка убийства… все они превращаются в отдаленные точки на горизонте. Я включаю телевизор и скидываю туфли. Присаживаюсь на кровать и переключаю каналы.

Спустя некоторое время на глаза опять попадается телефон. Я перевожу взгляд на часы и испытываю облегчение, смешанное со стыдом. Для звонка уже поздновато. Я сделаю это с утра.

Я опять иду в ванную, разбрасывая по дороге одежду, как Гретель из немецкой сказки, когда ее отвели в темный лес. Какое блаженство забраться под душ, в заполненную паром кабинку!.. Напор отличный, запас горячей воды в бойлере кажется бесконечным. Благодатные струи уносят с собой последние остатки похмелья. Я даже думаю — а может, зря я не взяла сэндвич?..

Я выключаю прикроватную лампу, и комната погружается в полную темноту. Только светится красным дисплейчик часов, но мрак разогнать он не способен. Я с наслаждением вытягиваюсь под простыней. Я почти неделю как следует не высыпалась.

Часа через два с половиной я понимаю, что нынешняя ночь не станет исключением…

* * *

Даже не знаю, когда я все-таки задремала. Наверное, после четырех, потому что это последняя цифра, которую я запомнила на часах. Не то чтобы я прямо после этого заснула — просто перестала смотреть.

Когда я просыпаюсь, в комнате по-прежнему темно. Ранний старт — это, конечно, здорово, но не до такой же степени?.. Я снова засыпаю. И опять открываю глаза в темноте. Тут у меня закрадывается подозрение, я перекатываюсь в постели и смотрю на часы.

Оказывается, уже почти десять! Я вскакиваю, на чем свет кляня плотные занавески. Откуда мне было знать?.. Между тем ехать еще двенадцать или тринадцать часов…

Я натягиваю футболку и джинсы, запихиваю в чемодан все остальное. Быстро оглядываюсь — и выскакиваю.

Очень скоро я снова еду по шоссе 1-90, глядя на корму идущей впереди фуры. Собственно, не на саму корму, а на красующийся там плакат.

На нем изображена девочка. Ее зовут Стефани Симмонс. В мае девяносто седьмого она ушла из дому и не вернулась.