Книга Украина в огне. Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

Второй раз Леху Петренко помянул благодарно за день… Тебя бы, паря, сейчас — сюда со всеми твоими прибамбасами. Вот бы где встретили чувачков — со старта!

Передерию объяснять лишнего не надо. За минуту, пока я чуток отдышался, он по нашим следам, в редколесье перед спуском, успел засунуть под снег штук пять своих «клякс». Причем не абы где, а в наиболее удобных для прохода местах. Красавец! Жихарь тормознул в пяти шагах от меня. Просто приклеенный… Гирман у самого обрыва — замыкает начавшую спуск засадную группу.

— Все! Все!!! Хватит! Пошел, Дед, пошел!!!

Сломя голову, где съезжая на задах, где кубарем — летим вниз. Над головой вдруг смолкает канонада. Это — плохо… Если сейчас польский спецназ вылетит на наши позиции — станет совсем туго. У нас все быстро, пока вниз съезжаем. По лужку еще шагов двести, и в гору — два раза по столько же. Снегу — по самые помидорасы! Поди побегай…

Успели больше, чем боялся… На середине пути, в каких-то жалких двухстах метрах до позиции Борюсика, над головой весело зачвиркали латунные птички. Считай — местами поменялись. Только что мы их из засады расстреливали, теперь они — нас. Кранты! Приплыли…

— К бою!!! В цепь! Справа-слева, по одному… Отходим! Кузнецов — души их!

Кое-как, захлебываясь снегом, расползаемся и принимаемся отгавкиваться.

Стовбур, гондон, выживу — никогда не прощу тебе загнанные маскхалаты! Словно насосавшимися вшами на ослепительной простыне, мы распластались грязными пятнами по белоснежной равнине. Представляю картинку в голографических прицелах наших гостей. Да сверху вниз! Тир!!!

Сколько смог, забурился поглубже, нерпой накидывая на себя ластами сухой, сыпучий снег, закопался и, придерживая клокочущее дыхание, осмысленно отдолбил короткими очередями по мерцающим меж кустов фиолетовым вспышкам один магазин. С подствольника не достать — далеко. И очень хорошо! Пшеки сюда тоже не со штурмовыми пукалками небось прискакали.

Разбавляя буханье Антошиных пацанов, над головой раскатисто рычит «Утес». Следом присоединяется закашлявшийся длинным стаккато «АГС». «Громовцы» — сдают назад. Ага, коммандосы! Это вам — не в Рубежное ночью вломиться… не положено таким суперменам с тяжелым вооружением таскаться, вы — и так крутые перцы, дальше некуда. Золотые береты, мать вашу!

— Не дрочить! Отходим!!!

— Командир! Командир!

Что там еще за возня…

— Командир! Денатурат ранен!

Пока, разрывая легкие, в один рывок догреб до оторвавшейся вперед группы, думал — сдохну. Дед, запрокинув в небо лицо с ошарашенными глазами, задыхаясь в кровавом кашле, утонул спиною в снег. Вокруг него сбились толпою четыре, не считая меня, бойца. Мы — слишком хорошая цель…

— Не стоять! Разбежались! Бугай — носилки! Жихарь! Два промедола и вперед — выносите… Быстро, быстро, быстро!!! Антон! Да угомони ты этих сук наконец-то… Задрали!

Юра вбивает Передерию в бедро две ампулы обезболивающего и, просунув под него капроновые носилки, вместе с Бугаем волокут раненого вверх. Навстречу летят волчата Гридницкого.

Вырвались…

Спецназёров все же отогнали за кромку леса. Только их снайперы все еще постреливают одиночными. Тоже дальнобойщики — пули злыми шмелями над головами гудят. Судя по огню парными двойками, лупят с чешских «Фальконов»[135]. Надо побыстрее за скат… Спускаемся к БТРу. Впереди носилки. За вшитые в ткань обрезиненные ручки вцепилось шестеро рук. Дед мягко плывет, как на катере, — только мокрые хрипы выдают состояние.

На броне мои афганцы — Прокоп, Стародум и Чапа — встречают. Глаза полнятся невысказанной виной. Расслабьтесь… Ваш поезд, братишки, давно ушел — эти гопаньки уже не для вас.

— Деда в машину?

— Подождите… — опустился на колено рядом. Передерий в сознании, но как-то сумеречно в глазах. Плывет наш Старый по реке забвения… В середине, на ладошку правее центра грудины, бронежилет вздыбился согнутой пополам пластиной. На пару с Юрой освободили место ранения. Это совсем не так просто, как кажется: броник не куртка, его не спустишь в два реза, а снимать, раздирая липучки, — только раненого мучить, да и осколки костей можно с места сдвинуть. По виду дыры — «двенадцать и семь»[136]. Сквозное: бронепластина задника просто вырвана из кевлара. Пропитав насквозь сложенные подушки двух перевязочных пакетов, под спину натекло кровищи. Представляю, что пуля с легким сделала. Лопатка, как показалось, или частично вырвана, или раздроблена. На ощупь не понять. Ребра тоже в труху, не иначе, а ну-ка — такой удар. Общая контузия, травматический шок, пневмоторакс, внутренняя кровопотеря. Да и не мальчик. Вилы…

— Григорьич, слышишь меня?

Наш сапер повел по кругу заволоченным, очумелым глазом, двинулся что-то сказать или показать и опять мокро зашелся, выхаркивая алые хлопья.

— Держись, Дед! Держись, родной! Совсем чуток осталось. Сейчас — уже быстро… Сейчас поедем. Только не сдавайся — понял?! Не сдавайся! — Повернулся к своим: — Плотно перевязать. Весь чай, какой есть, греть и — поить. Юра, посмотри, что в аптечке… Сердечное, тонизирующее — ну, ты в курсе. Мягкие анальгетики, если есть… Быстро!

Гирман тем временем толкает в плечо и показывает головой в небо.

Ну что там еще?

— Воздух, командир…

Блядь, ну что за день! Даже я теперь слышу рокот приближающихся вертолетов. Не наши, понятно…

— Юра, Деда — в БТР. Всем — к бою! Антон — стволы на броню! Дэн — разворачивай расчет… Воздух!!!

Дэн не успел… Минуты не прошло, как из-за вершин вынырнуло два «головастика»[137]с красными крестами над коронованной петушней. Ни мгновения не задумываясь, по очереди с обеих подвесных кассет окатили наш бэтээр десятком НУРСов[138]и, на закусь, щедро полили с пулеметов. Встречный огонь из КПВТ и «Кончаров» видимого результата не принес, но ни «карусель»[139]завернуть, ни на второй заход выруливать летчики не стали: развернувшись, пошли на колонну.

— Что за хрень, откуда? — Гирман с удивлением посмотрел на меня.

— Окно им открыли, сто пудов… Видал — кресты? Санитары полей, в рот им ноги! Всё — собрались! Посчитаться! Потери?!

Трое задеты осколками. Не в счет! У нас половина людей за сегодня такой царапней покоцана.