Книга Правда об Иване Грозном - Наталья Пронина

Во-первых, агрессивные намерения шведов вызвали тревогу не только у русского правительства. Пожалуй, еще больше Грозного их успеха опасался… Стефан Баторий. Опасался, что былые союзники просто-напросто опередят его в захвате как ливонских, так и русских территорий. И страх этот был столь велик, что заставил гордого мадьяра совершить шаг поистине для него невероятный, а именно обратиться к люто презираемому и ненавистному царю Ивану с предложением… объединить силы и вместе воевать против шведов. Причем теперь он соглашался даже на то, чтобы Россия вернула себе новгородские пригороды, захваченные ранее войсками Делагарди и с большими спорами так и не включенные в текст Ям-Запольского перемирия.

Беспрецедентное заявление об этом, как, опираясь на архивные документы, показывает в своей работе историк Б.Н. Флоря, сделали послы Речи Посполитой на официальном приеме у Грозного 12 июля 1582 г. Не желает ли государь, говорили послы, чтобы он «с государем нашим Стефаном королем был на свейского заодни». Король Стефан отобрал бы у него Эстонию, а царь мог бы вернуть «свою вотчину Ноугородцкую (новгородские земли), Ивангород и прочие городы»… В заключение они просили, если эти предложения окажутся для царя приемлемыми, выслать послов с надлежащими полномочиями на ближайший сейм .

Как же поступил в сложившейся обстановке Иван? Несомненно, он чувствовал, что в воздухе снова пахнет войной. Большим столкновением за ливонское наследство, которым не дали овладеть ему, но за которое вот-вот готовы сцепиться в свирепой сватке два его сильнейших противника. И… предпочел н е м е ш а т ь им. Он решил, что для России теперь лучше поберечь силы, выждать, пока они будут заняты взаимным уничтожением. Выждать и со временем все-таки нанести решающий удар уже ослабленным соперникам… Будущее показало, сколь точен был и этот расчет Грозного царя, когда действительно, столетие спустя, «после отчаянной борьбы обе стороны (т.е. Польша и Швеция) дали возможность своему общему врагу отплатить и той и другой» …

А пока, следуя давней привычке опытного дипломата, ни единым словом не поддержав и не отвергнув спешно выдвинутую Речью Посполитой идею антишведского союза, Иван лишь предложил Стефану для начала подписать соглашение, по которому не только сам обязывался в течение 10 лет «ничем не вступатися» в города шведской Прибалтики, но и польская сторона взяла бы на себя аналогичное обязательство в ходе военных действий против шведов «не вступатися» на захваченные ими русские земли. Предложение было рассмотрено и быстро подписано . Так, принятием этого на первый взгляд невыгодного, ограничивающего свободу действий России документа царь добился безопасности от возможного захвата поляками новгородских земель, находящихся под властью Юхана. Но одновременно сам фактически уклонился от реальной борьбы против Швеции на стороне Речи Посполитой. Воевать за ее интересы и, следовательно, за ее победу, ее укрепление, в том числе и в Прибалтике, Иван не желал. Он всегда воевал только за свои интересы и за свою отчину…

Между тем, пока шли летом 1582 г. вышеупомянутые русско-польские консультации, войска Делагарди приступили к осуществлению разработанного в Стокгольме плана захвата русских северо-западных земель. Наступление их было стремительным, но столь же стремительно и захлебнулось в собственной крови. Шведов постигла та же участь, что ранее войска Батория. Осадив в октябре знаменитую русскую крепость Орешек, они уже в начале ноября были вынуждены эту осаду прекратить. Как отмечает исследователь, «шведская армия оказалась полностью деморализованной, офицеры обратились с письмом к самому королю, заявляя, что они не в состоянии выполнять приказы командующего, и требовали мира» . Именно под давлением этих требований король Юхан, отказываясь от своих самонадеянных планов аннексии русского северо-запада, и обратился к Ивану с предложением урегулировать отношения. Глубокой осенью 1582 г. состоялись первые встречи официальных представителей обеих воюющих сторон, начались переговоры, завершившиеся в августе 1583 г. подписанием (в местечке Мыза, что при устье Плюсы и в семи верстах от города Нарвы, находится теперь на территории Эстонии) двухлетнего перемирия . Перемирия, правда, на условиях status quo – т.е. с уступкой шведам захваченных ими в предшествующие годы новгородских крепостей – Яма, Копорья, Ивангорода. Но не более.

Однако и здесь г-н Радзинский с презрительной ухмылкой торопится объявить: «Мир со Швецией был еще унизительней (чем с поляками)», – сообщает он в своих глубокомысленных зарисовках, естественно, ни сном ни духом при этом не вспомнив ни о русской победе под Орешком, ни вообще о том, что подписанное тогда соглашение со шведами (как ранее Ям-Запольское с Речью Посполитой) было не окончательными «миром», но только перемирием, что является весьма большой разницей в дипломатическом лексиконе. И свидетельствовало оно в первую очередь не о поражении, а о том, что, подписывая со Швецией перемирие «на столь краткий, двухлетний срок, русские политики рассчитывали… что с началом польско-шведской войны им удастся все же вернуть захваченные шведами новгородские пригороды, и не хотели связывать себе руки » .

В пользу возможности подобного реванша говорило многое. Но прежде всего – исторический факт того, что после тяжелейшей 25-летней Ливонской войны, потребовавшей огромных человеческих жертв и материальных затрат, Россия все-таки смогла остановить развязанную против нее агрессию сильнейших западных стран. Что, как уже отмечалось выше, сопротивление этой агрессии с каждым годом не только не падало, а, напротив, росло . Невзирая на очевидное военное превосходство, враг не смог добиться от Москвы значительных уступок собственно русских территорий и был вынужден пойти практически на ничейный результат. Ценой колоссального напряжения, но созданное Грозным государем в великих муках и испытаниях могучее Российское царство устояло, ему необходима была лишь передышка, чтобы продолжить свою исполинскую борьбу. И бог знает как пошла бы дальше история Евразийского континента, если бы Иван IV действительно успел победно завершить этот замысел…

Но глубоко прозорливое стремление Грозного прорваться к морю, утвердить русские рубежи на важнейшем Прибалтийском плацдарме удастся осуществить только 140 лет спустя императору Петру Великому, в результате не менее продолжительной и тяжелой, чем это было у Грозного царя, двадцатилетней Северной войны. Самому же Ивану к моменту заключения Ям-Запольского и Плюсского перемирий оставалось жить не более двух лет. Жить со страшной болью, которой нет утешения. Жить, оплакивая смерть собственного сына…

Глава 15 Миф о «тиране-сыноубийце»

Да, добрый наш, терпеливый и внимательный читатель! Здесь мы подошли к самой тяжелой, самой мрачной загадке царствования Ивана Грозного, которая жутким кровоподтеком заволакивает, напрочь скрывая от потомков его подлинный образ, реальные дела и свершения, отталкивая, уничтожая самое желание их понять. Легенда о том, как в припадке гнева убил он своего сына, запечатленная на холсте даже великим русским живописцем, словно проклятие, из века в век довлеет над именем Грозного царя, сама по себе став наиболее ярким «доказательством» его «тиранства» и «психической ненормальности».