Книга Крещенные кровью - Александр Чиченков

Услышав свою фамилию из уст большого начальника, дежурный клацнул зубами, побледнел и, чтобы удержаться на ослабевших ногах, схватился за спинку стула.

— Никак нет, все немедленно исполним! — рявкнул он на одном дыхании. — Я уже сейчас…

Выйдя из-за стола, он боком, боясь коснуться начальника, просочился между ним и стеной и стремглав выскочил из кабинета.

— Почему так долго, Василий? — спросила женщина, глядя на «незнакомца» с укором.

— Извини, дела задержали, Альбина.

— Так что, ты нам поможешь?

— Уже помог, сама видела…

Василий вернул «супругам» бумаги, к которым добавил плотный пакет.

— В нем документы на все случаи жизни, — пояснил он, оглянувшись на дверь. — Предъявляйте их в крайнем случае, когда меня не окажется рядом. Ваш вагон будут перецеплять по всему пути следования, пока не доберетесь до места.

— Ты не проводишь нас, Василий? — спросила жалобно женщина. — Я понимаю, ты человек занятой, но без тебя… Я боюсь, что фараоны вокзальные…

— Я провожу вас, — успокоил ее Василий, и в этот момент в кабинет ворвался дежурный.

— Все в порядке, товарищ… — он осекся, вспомнив, что человек в плаще запретил называть его фамилию. — Вещи уже грузят в указанный вагон.

— Я сам прослежу за погрузкой и прицепкой вагона к составу, — кивнул Василий. — Кстати, далеко ли ближайший поезд на столицу?

— Будет через полчаса, — доложил дежурный.

— Вот и отлично, я подожду.

21

Было раннее майское утро. Трава и цветы сверкали росой, на деревьях и крышах домов щебетали птицы.

В зал судебного заседания в сопровождении двух конвойных смело и уверенно вошел молодой мужчина.

— Он! — шепотом пронеслось по залу.

Четверть часа спустя вновь открылись двери, появились три человека в военной форме. Убедившись, что все участники процесса в сборе, а обвиняемый доставлен, председатель приступил к допросу.

Первый же вопрос председателя суда изумил подсудимого. Его расспрашивали, имеет ли он любовницу на стороне, каков размер его зарплаты, как давно виделся с младшим братом, и где тот сейчас.

Обвиняемый отвечал на вопросы судей честно, без утаек и с язвительной улыбкой на губах. А в конце он заявил, что ни в чем себя виновным не признает и ожидает справедливого приговора.

После такого смелого и прямого заявления как члены суда, так и присутствующие в зале недоуменно переглянулись. Прокурора передернуло. Он поднял голову и бросил грозный взгляд на Горового, от которого тот вжался в стул.

Тем временем обвиняемый продолжал говорить. Он объяснил, что всегда честно служил молодому Советскому государству, а дело против него умышленно сфабриковали враги.

— Ума не приложу, кто «хозяин» Горового, — заканчивая свою речь, заявил обвиняемый, — но Дмитрий Андреевич старался изо всех сил ему в угоду. Я работал, а он пенки снимал… — он отыскал глазами опустившего голову начальника. — Я обвиняю его в двурушничестве и предательстве!

При последних словах Горовой поднял склоненную голову и полными муки глазами посмотрел на оратора. Председателю «тройки», видимо, тоже пришлось не по нраву заявление обвиняемого. Он прервал его речь строгим замечанием:

— Ваша обязанность, обвиняемый Калачев, давать правдивые показания и приводить веские доводы в свою защиту. Зарубите себе на носу раз и навсегда: сегодня судят вас, а не Дмитрия Андреевича Горового!..

Суд продолжался до полудня. А к завершению процесса судьи, посовещавшись на месте, тут же зачитали, видимо, заранее заготовленный обвинительный приговор.

— Двадцать лет лагерей, без права на переписку! — объявил председатель тройки, закрывая папку с делом.

* * *

По приговору суда «тройки» десять скопцов из коммуны были осуждены на длительные сроки и отправлены в лагеря. Остальных передали родственникам с приказом: «Не заниматься сектантством, а то хуже будет!»

Всех оставшихся на свободе членов Пронькиной банды переловили достаточно быстро. 15 апреля 1933 года 16 участников банды были приговорены к расстрелу, а остальные — к различным срокам в ГУЛАГе. 21 апреля 1933 года коллегия ОГПУ на своем заседании вынесла приговор убийцам, торговавшим в Оренбурге человеческим мясом. Саляхутдина Гимметдинова и Хасана Алеева повторно приговорили к расстрелу, приговор был приведен в исполнение 11 мая.

* * *

Решение суда «тройки» конечно же потрясло Степана Калачева, но не надолго. Пока жив человек, жива и надежда. Вскоре им овладело необъяснимое спокойствие. Степан даже ощутил облегчение от того, что исчезла так долго тяготившая душу неизвестность.

Калачев уже три недели находился в тюрьме, ожидая отправки. И вдруг, неожиданно, исполнилось самое заветное его желание. Однажды ночью загремели засовы, открылась дверь, и на пороге камеры показался ненавистный Горовой. Он немного постоял в дверном проеме, после чего сказал:

— Прости меня, Степан… За все прости, если сможешь. Ты был прав, дело сфабриковано, и лично я приложил к этому руку.

— Шел бы ты отдыхать, Андреевич, — горько ухмыльнулся, глядя на него, Степан. — Уже ночь на дворе, а ты все еще надрываешься на работе…

— Ты прав, ненавидя меня, — вздохнул Горовой. — Но я исполнял приказ… Можешь мне не верить, но кому-то очень было нужно посадить тебя. А я избран всего лишь орудием!

— Я прощаю тебя, гражданин начальник! — зло рассмеялся Степан. — Ты ничтожество, и сам это признал уже не единожды. А я на убогих не обижаюсь!

Пряча глаза, Дмитрий Андреевич вышел из камеры в коридор и на его месте… о, чудо! — на пороге камеры появились жена и сыновья!

Глаша прямо с порога бросилась в объятия. Мальчики нерешительно и настороженно осматривались. Жена рыдала у Степана на груди и говорила, говорила, говорила. Мальчики с трудом узнавали его и со страхом поглядывали на исхудавшего, заросшего щетиной отца. Он сам прижал сыновей к себе.

— Дети, мальчики, глядите на него! — выкрикивала жена дрожащим от слез голосом. — Сохраните в памяти это лицо, сыночки! Может случиться, что мы его больше не увидим!

Степан не сдержался — он даже не утирал слез.

Часть третья. Клад скопцов

1

Сразу за леспромхозом огромный кусок тайги был разделен еще на несколько участков. Каждый из них закрепили за вальщиками. Калачев с бригадой получил под вырубку делянку с несчастливым номером «13».

Стоя у разделительного столбика, Степан смотрел на высокие стройные сосны и с горечью думал: «Вот и ваше время пришло, красавицы. Жаль вас под пилы и топоры пускать. Но ничего не попишешь, сказано, что стволы ваши нужны государству, значит… увы!». Теперь весь мир бригадира Калачева ограничивался поселком в тайге и очередным участком леса, который он вынужден валить уже одиннадцатый год.