Книга Наследие Арконы - Владимир Егоров

— Эх, дед. Не дожил ты до этого дня. Повезло. А помнишь, как мы ходили по грибы, как пацаном лазил я на ржавый немецкий танк, сплющенный неимоверной силой так, что старики диву давались. А дед Василий сказывал — сосна это его придавила. Но не может дерево пересилить сталь, чтобы вот так, почти напополам. Только посох Власа — не сталь и не дерево…

Затем его мысль снова обратилась к Братству. Он не то что чувствовал пристальное внимание «интеллектуальных террористов» к собственной персоне, Игорь знал наверняка — их пути пересекутся, и довольно скоро.

Серый бетонный забор частой автостоянки скрыл за собой полуразвалившийся фасад мертвого кинотеатра «Буревестник». Невольно он бросил взгляд через площадь, где на стене дома все еще шли к коммунизму нарисованные люди с просветленными лицами и космическим спутником в руках. На той же стене, чуть ниже, висел рекламный плакат, изображающий эволюцию человека от обезьяны до бутылки пива. А еще ниже располагался другой — женщина в средневековых железяках и на коне скакала прямо в противоположную «коммунизму» сторону. Надпись на этом плакате гласила — «Россия войдет в рынок!»

Оставив позади Мытную, Игорь пересек улицу Димитрова. «Они еще удивляются, что болгары вернули нам Алешу?» — подумал он и начал спускаться к Парку культуры, где иногда собирались любители Толкиена. У высоких красивых арок с гербом почившего Союза продавали газету правого толка. Старик с орденами на пиджаке гневно выговаривал парнишке в черной рубахе с символикой печальноизвестной националистической организации, тыча корявым пальцем в значок:

— Я против них четыре года сражался. Два ранения имею. До Берлина дошел!

— Отец! Это же знак святого князя Владимира.

Игорь саркастически улыбнулся, но прошел мимо.

Как образчик русской культуры на всю площадь перед воротами крутили: «Атас! Веселей, рабочий класс!». Справа от Крымского моста, попирая ступнями родную Стрелку лодочной станции, высилась свежевыплавленная чудовищная статуя императора Петра с уродливо маленькой головкой дегенерата и туловищем Колумба. За памятником дымили трубы конфетной фабрики, а еще дальше на проклятом богом и людьми месте росла глыба Храма Спасителя.

Истинный маг — это тот, у кого по мере увеличения возможностей становится меньше потребностей. Приобщение к горькой тверской культуре стоило неизмеримо дорого, а раньше хватало пятидесяти копеек. Однако, Игорь не был стеснен в средствах, ибо второй год подряд намеренно играя с государством в азартные игры, и, обладая некоторыми способностями к этому… никогда не оставался с носом. Не важно — скачки, Спортлото или иная «беспроигрышная» лотерея. Исход им безошибочно определялся, и на жизнь хватало… И на хлеб, и на масло…

Когда не хотелось тащиться через весь город на ипподром, Игорь шел на ближайший вещевой рынок, но вовсе не для того, чтобы подзаработать грузчиком. Таких было немало и без него. Под ногами толпящихся сограждан Игорь непременно находил портмоне, заботливо набитое долларами. Скажете, что это невозможно? Нет. Хотя маловероятно, впрочем, каждому рано или поздно да повезет. Но Игорь-то не каждый! Он относился к той редкой категории везучих людей, которых называют магами. А маг не ждет золотого шанса, потому что создает его сам.

Иногда он делал анонимные взносы на счет какого-нибудь общества зеленых, зоопарка или цирка — но никогда не помогал Фондам поддержки, партиям и прочим организациям, хорошо зная их суть. Люди и так достаточно смышлены, чтобы добыть себе на пропитание. Животное в условиях города, а особенно в условиях рынка, обречено на гибель.

Еще он анонимно помогал некоторым талантливым изобретателям, хотя не баловал их пожертвованиями слишком часто. Голод обостряет ум. Уму всегда чего-то недостает, если вдобавок желудок пуст.

Игорь растворился среди черных голых аллей Парка. Здесь тоже ничто не напоминало о детстве. Все изменилось. Не те запахи. Иные звуки и мелодии. Кто-то весело орал с выцветшей дырявой эстрады: «И твой конь под седлом чужака!» Совсем другие люди. Остались, правда, беседки вдоль реки, да вечно голодные утки, рискнувшие на зимовку.

В Нескучном повеяло знакомой, совсем недавно забытой юностью. На склонах то тут, то там кучковались озябшие, но довольно веселые, неформалы. Здесь клубился парок над чашкой горячего кофе из термоса. Здесь яростная мелодия Высоцкого раздвигала готовый сомкнуться прочный обывательский круг. Бородатый мужчина в свитере, собрав изрядное число молодых чуть хипповатых слушателей, хрипло пел «Горизонт».

Слова сплетались в ленту дорог. Два дыхания — в одно. Сердца отбивали ритм… Затем вспомнили Цоя. Традиционную «Пачку сигарет» и космогоничную «…по имени Солнце». Игорь любил эти песни.

Кто-то грел над мерцающим огнем кружку с ароматный пуншем. Игорь подошел ближе. «Гномы и хоббиты» раздвинулись, дав место у костерка. Бородач уступил гитару юноше с легким намеком на усы над тонкими красивыми губами и длинными волосами, схваченными в хвост.

Его лицо мигом посуровело. Он поправил на указательном пальце железный перстень с руной Ингуз и запел совсем о другом…

Ему зааплодировали. Потом бородач, которого знали под именем Драгомира, вернул себе музыкальный инструмент:

— Песню Гэндальфа. Можно песню Гэндальфа!?

— Заказ принят, — тихонько подыгрывая себе, Драгомир повел неспешный речитатив:

Набита трубка табаком,

Колечками серый дым,

Веселый огонь в камине твоем —

Ход времени необратим.

Пусть за окном сумрак и грязь —

Завтра будет рассвет.

Его ты встретишь, чудак, смеясь

И радуясь теплой весне…

Неожиданно раздалось что-то не менее близкое, интимное, неспешное, средневековое…

— Эльфы! Эльфы идут! Приветствуем вас, сыны Зеленолесья!

Но если спиною ты чувствуешь Рок,

И боль причиняешь, любя,

Знай, это тебе преподносят урок —

То Магия ищет тебя!

Игорь вздрогнул. К горлу подступил комок. С горы по склону вниз спускались еще люди в серо-зеленых плащах. Но его взор был прикован лишь к одному из них, широкоплечему скальду с гитарой в руках. Он выглядел лет на сорок, может и больше. В нем было нечто загадочное, даже таинственное, одновременно и притягательное, и отталкивающее. Может, немигающие голубые глаза на бледном мужественном лице? Или этот заметный шрам, что лег на щеку. Волнистые светлые волосы предводителя «эльфов» стягивал серебристый венец.

Мокрые полы «эльфийского» плаща сбивали капельки холодной влаги с коричневой от сырости травы. Хлопали о щиколотки. Снова ломали слабые стебли…

— Инегельд! — вдруг обратился к вожаку один из «перворожденных» с деревянной катаной в ножнах. — А про Альфедра вспомнишь?

Он кивнул. А затем, подняв глаза на Игоря, улыбнулся ему как-то по-детски. Несомненно, это был Инегельд — скальд Рутении, последний воин погибшей Арконы. И тут же в памяти Игоря возникли смутные очертания дымящегося Храма Свентовита. Три воина, застывших над телом убитой нелюдем княжны среди трупов друзей и врагов. Умирающий волхв и его более молодой наследник с магическим жезлом Власти в руке.