Книга Бастард. Рыцарь-маг - Игорь Ковальчук

Претендентов на трон было двое — Ги де Лузиньян и Конрад де Монферра. Оба имели право на корону через своих жен, один — через покойную, второй — через здравствующую, но младшую. Конрад был не из тех, кого сдерживают моральные принципы, и поступал он всегда только так, как считал выгодным для себя. Изабелла, достигнув шестнадцати лет — брачного возраста француженок — вышла замуж за Готье де Торона. Но, как только умерла Сибилла, ее младшая сестра немедленно была разведена. Повинен в этом был правитель Тира, Конрад Монферратский, который решил, что корона иерусалимского королевства будет куда лучше смотреться на его собственной голове.

Изабелла не возражала. Она, казавшаяся веселой глупышкой, была достаточно умна, чтоб понять: тщеславный де Монферра не остановится ни перед чем. Если она вздумает противиться, он заставит ее родить ребенка, а потом может отправить в монастырь или даже убить — за ненадобностью. Но если она будет послушна, то, пожалуй, сможет благополучно стать королевой иерусалимской. Младшая дочь Балдуина умирать не хотела.

Конрад действовал методом кнута и пряника. Кого-то из сановников иерусалимского королевства он подкупил, кого-то прикончил, и Ги де Лузиньяну пришлось бежать. Теперь он вернулся в сопровождении тех немногих, кто сохранил верность данной присяге. Лузиньян обеспечил себе покровительство Ричарда Английского, а это уже стоило немало. Раздраженный де Монферра в который раз пожалел, что не убил его, когда имел возможность.

Де Лузиньян был родственником Плантагенета сразу по нескольким линиям. В первую очередь, разумеется, по Анжуйской и Аквитанской. Что же до Монферра, то Конрад был сыном женщины, происходящей из семьи Капет. И сам Бог велел Филиппу Августу, мечтавшему хоть как-то, хоть в чем-то нагадить Ричарду, взять сторону мерзавца де Монферра. Так он и сделал.

Решать, кто имеет больше прав на престол Иерусалима, можно было долго. Пожалуй, под предлогом законных прав сразу двух претендентов на корону можно было бы затеять целую войну, достаточно долгую, чтобы те успели умереть не от ран, а от старости. История изобилует подобными примерами. И, наверное, относиться к разгоревшемуся спору следовало просто: вот захватим Иерусалим, тогда и будем делить трон. Но Ричард не терпел, даже когда ему перечили равные. Даже тот, кого он называл своим сюзереном.

Он разозлился.

Ги де Лузиньян и Конрад де Монферра расхаживали каждый в королевских мантиях, почти одинаковых коронах и в сопровождении свиты верных им людей. Встречаясь, они едва здоровались друг с другом, а чаще просто проходили мимо. Время от времени сторонники того и другого хватались за оружие, но до крови пока не доходило. Просто знатные сеньоры разминались. Они бесились от безделья, пока султан решал, платить или нет назначенный английским королем огромный выкуп.

Но вскоре стало ясно, что на трон Иерусалима Ги рассчитывать нечего. Конрад де Монферра действовал тонко и продуманно, кроме того, владея богатым городом (Тир был крупным торговым центром), мог дарить сторонникам дорогие подарки. У де Лузиньяна же не было ничего. Рассчитывая, что и дальше щедрость предводителя останется прежней, сторонники де Монферра шумно настаивали на том, что его права убедительней, хотя, в отличие от Ги, Конрад никогда не был коронован. В качестве веского доказательства кто-то распустил слух, что Плантагенет подарил своему родственнику трон Кипра. Было заявлено, что раз де Лузиньян собирается править на Кипре, вот пусть туда и отправляется.

Ги, который на Кипре править не собирался и от своих недоброжелателей впервые услышал, что ему там что-то подарено, явился с вопросом к королю Французскому. Филипп Август, обрадованный, что может одним махом поквитаться с Ричардом, которому смертельно завидовал и из-за Сицилии, и из-за Кипра, и даже из-за Акры, заявил, что король Английский сам ему говорил, что трон Кипра просто создан для представителя семейства Лузиньянов.

О судьбе Кипра Плантагенет узнал, когда уже поздно было пытаться что-то объяснять: передача острова для знати обоих королевств — и Англии, и Франции — стала делом решенным. Английский государь явился к кузену поинтересоваться, с какой стати тот раздает земли английской короны по своему усмотрению, на что Филипп Август, ничуть не смутившись, воскликнул: «Но помилуйте, кузен, об этом же знают все!» А вспыхнувшая ссора лишь немного разнообразила королевский досуг.

Ссоры между Ричардом и Филиппом Августом случались почти каждый день. Доходило до воплей, а по столешницам оба стучали так, что сбегалась охрана. Впрочем, даже телохранители и оруженосцы в таких случаях держались подальше от спорщиков — во-первых, никто не хотел получить по голове, а во-вторых, неизвестно, что, собственно, следует делать с двумя королями, которые вот-вот кинутся в драку. Разнимать или не вмешиваться в вопросы высокой политики?

— Черт побери, ты опять загреб себе все самое лучшее! — вопил Капетинг. — И Крит, и Акра — не слишком ли много для одного герцога Нормандского?!

— Нормандия всегда была моей! — орал Ричард, брызжа слюной. — И Анжу, и Гасконь! И Акру тоже я захватил! Если б не я, ты бы еще тут долго торчал под стенами! И нечего разевать рот на каравай, который тебе не принадлежит!

— Да я Акру осаждал больше двух месяцев. А ты явился на все готовенькое, теперь еще и все золото хочешь себе захапать?!

«Боже мой, до чего похоже на Сицилию! — Дик закатил глаза к небу. Он постарался сохранить на лице равнодушное выражение — мол, мало ли что заинтересовало молодого рыцаря на сводчатом потолке. — Они, кажется, ругаются теми же словами, что и там. И, как всегда, из-за золота...»

— Ты топтался под стенами, как гусь, пока я не появился. Как ты думаешь, почему они сдались?

— Да от тебя только твои слуги шарахаются, сарацины над тобой смеются!

— Что-то я не слышал от них ни одного смешка...

— Плохо слушал! Тоже мне, рыцарь — даже тощего султанишку не смог посрамить, позволил ему над собой смеяться. А теперь торгуешься с ним, как барышник, из-за лишней монетки.

— То-то ты подсчитываешь каждую монетку! Не от великого ли презрения?

Лица обоих королей цветом напоминали пареную свеклу, глаза налились кровью, и Дик весь напрягся, уверенный, что сейчас государи кинутся врукопашную. Он случайно поймал взгляд оруженосца короля Филиппа Августа — тот смотрел на Герефорда вопросительно. Мол, нам-то что делать, если дело дойдет до драки? Сейчас юный оруженосец не видел в Англичанине врага, он, должно быть, просто представлял, что будет, если он кинется разнимать королей в одиночку. Но встревать все равно надо — служба такая. Юноше хотелось разделить с кем-нибудь свою горькую участь, и он выбрал Дика.

Дик лишь слегка подмигнул ему. Мол, не волнуйся, я тоже вмешаюсь.

Но вмешиваться не пришлось. Посреди гневной и нескладной тирады короля Французского Ричард невежливо повернулся к собеседнику спиной и попросту покинул залу, расшвыряв с дороги ошеломленных вассалов, не разбираясь, где чьи. Молодой граф Герефорд поспешил за ним, опасаясь, как бы его величество не отправился развеивать негодование верховой прогулкой в одиночестве. К счастью, подобная мысль не пришла королю в голову. Он вернулся в особняк, который занимал в Акре, вызвал к себе секретаря и осведомился, есть ли какие-нибудь известия от султана. Секретарь лишь развел руками.