Книга Сибирская жуть-3 - Андрей Буровский

В Покровской церкви сперва сделали библиотеку; потом здание разобрали, перенесли на новое место, сложили из тех же кирпичей Дом культуры. Сгорел Дом культуры. Часть кирпичей сохранилась, частью — завезли новые и построили еще здание. Простояло два года, сгорело. Перестроили. Опять сгорело. И так повторялось несколько раз, пока от первоначальной церкви ничего не осталось. Сегодня в здании Дома культуры нет ни одного кирпича, который лежал бы в кладке Покровской церкви.

В Санкт-Петербурге

В Санкт-Петербурге все станции метро построены не где-нибудь, а на месте порушенных храмов. То есть победители в гражданской войне 1917 — 1922 годов не просто затеяли строить метро, их цели простирались куда дальше.

Я долгое время не знал этой детали о строительстве Санкт-Петербургского метро и все удивлялся — почему мне так неприятно спускаться под землю именно в Санкт-Петербурге?! Гораздо неприятнее, чем в Москве, Киеве или Новосибирске.

Поразительно, какую же поистине сатанинскую ненависть нужно было питать к Церкви, храмам, православию, христианству, ко всей захваченной стране, чтобы выделывать такое?! Выделывать не в ярости, не в момент, когда нахлынуло бешенство, а выделывать планомерно и постепенно, десятилетиями строя на месте христианских храмов провалы под землю.

Церковные кирпичи

В Ачинске самым большим был Троицкий собор. В 1928 году собор обокрали. Кто? Ведь советская власть давно реквизировала все золото и ценные вещи из храма… Но в соборе еще оставались красивые ритуальные вещи, и воры польстились на них.

О том, кто подло украл остатки церковных ценностей, рассказал Владимир Иванович Скворцов, проработавший почти всю свою жизнь в Ачинской типографии. В 1928 году его бабушка, Устинья Ивановна, работала нянькой в семье начальника ОГПУ и своими глазами видела скатерть, покрывало на кровати и другие красивые вещи, украденные из Троицкого собора. Не подав виду, что она узнала эти вещи, женщина проработала целый день и только вечером рассказала о своем открытии домочадцам. В семье Скворцовых долго обсуждали новость и решили сохранить все в тайне. Но в семье-то знали, конечно, кто совершил преступление, и Владимир Иванович (ему в 1928 году было 10 лет) на склоне лет рассказал об этом.

После кражи в соборе власти повели пропаганду за снятие с него колоколов. Самый большой из них весил 800 килограммов, и его звук слышен был за сорок километров. Были еще 6 малых колоколов весом порядка 100 килограммов каждый.

9 января 1930 года провели даже митинг из 10 тысяч человек с требованием закрыть «ненужные народу» собор, костел, синагогу и прочие «устаревшие» заведения. День был выбран далеко не случайно, а вполне даже идеологически правильно — день Кровавого воскресенья, день предательства попа Гапона. В местной газете «Крестьянин и рабочий» печатались призывы председателя «Союза воинствующих безбожников», некого товарища Белоусова: «Мы требуем от горсовета немедленного закрытия собора! Нам нужно здание для культурной работы. Горсовет обязан выполнить это требование».

Если верить газетке, дальше выступали представители школ (Так в тексте! — Прим. А.Б.), другие трудящиеся всех народов, и каждый говорил на своем родном языке: товарищ Мухутдинов по-татарски, что татарское население рвет путы религии и требует закрыть собор — очаг религиозного мракобесия. В том же духе выступал товарищ Печерский на еврейском и товарищ Донецкий на польском языке.

В тот же идеологически правильный день горсовет и впрямь решил, что раз он имеет требования о закрытии собора от 63 коллективов и других организаций, то пора действовать! Собор был официально закрыт, а в постановлении горсовета говорилось следующее: «…недалеко то время, когда в зданиях собора и костела вместо гнусавых религиозных псалмов раздадутся бодрые, звучные слова культуры» [9, с. 191].

Непостижимы пути партийной власти! После очередного постановления Совнаркома «О необоснованном закрытии церквей и ущемлении свободы совести граждан» уже закрытый собор снова открыли и начали по новой закрывать уже в 1931 году.

Впрочем, желающих участвовать в снятии колоколов и уничтожении собора в Ачинске не нашлось, что бы там ни болтали воинствующие безбожники. Интересно, что и они сами не рвались собственноручно уничтожать храм… Видимо, были на то у них какие-то соображения. Пришлось господарищам коммунистам подбить на грязное дело двух блаженненьких, кормившихся у паперти подаянием. От одного из них сохранилась только кличка Каташа — одна нога у него была короче другой. У второго сохранилось христианское имя — Мишенька Прозорливый. В те времена ко многим людям так приставали клички, что имена забывались напрочь. Скажем, одну из активисток союза воинствующих безбожников звали бабка Голопупиха. Голопупиху боялись за неряшливость, мужеподобность и невероятную стервозность, но имя ее совершенно изгладилось из народной памяти.

Вот эти два юродивых, Прозорливый и Каташа, и были той самой религиозной общественностью, которая дала согласие властям на снятие колоколов и разрушение храма. В несколько глухих осенних ночей сбросили с колокольни, увезли колокола и начали ломать само строение. Построенный в 1802 году на яичных желтках, собор не поддавался ни лому, ни кайлу. Пришлось взорвать его и малыми блоками растаскивать для возведения городской бани (как видите, ни о каких «бодрых, звучных словах культуры» речь уже не шла). Уже в январе 1932 года собор исчез с лица земли.

О судьбе воров-чекистов и разрушителей собора я ничего не знаю, но вот «общественность» кончила плохо. Голопупиха замерзла зимой пьяная, Мишенька Прозорливый незаметно исчез из города, а Каташа окончательно свихнулся, все ходил по городу с мешком кирпичей, крича: «Вот камни святые! Я святотатец!» Потом он выбрасывал эти кирпичи, шел за другими… Так и ходил, пока не помер в начале 1960-х годов [9, с. 192].

А стараниями городских активистов (проследить бы их судьбы и судьбы их детей и внуков!) из кирпичей Троицкого собора возвели городскую баню, причем на том самом месте, где со времен Ачинского острога стояла первая в Ачинске церковь святителя Николы Чудотворца.

На фундаменте Троицкого собора построили летний кинотеатр, только как-то он не жил, кинотеатр, — дважды горел, и после второго пожара его не стали восстанавливать.

А баня тоже горела до тех пор, пока в ее кладке не исчезли все кирпичи из стен Троицкого собора.

Под землю

Самый яркий случай этого рода произошел не в Сибири, а под Костромой. Тут церковь провалилась прямо под землю. Провалилась, конечно же, совершенно естественным образом, во внезапно открывшуюся карстовую полость. Несомненно, нельзя потакать попам, которые обманывают рабочих, — так что пес с ними, пусть будет карстовая полость. Только вот разверзлась карстовая полость как-то уж очень своевременно: как раз, когда здание церкви было полным-полнехонько «строителями нового общества», «воинствующими безбожниками», «сознательными комсомольцами» и прочими. Никто из них живым из карстовой воронки не выбрался, которая продолжала так же своевременно заваливаться. Так и ушли под землю все сокровища, так и не попали «на мощь государства».