Книга Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова

Отличается экстравагантными вкусами, предпочитает французские фасоны и ткани, одним из первых надевает новинки моды. Табак употребляет курением, что считается в некоторых кругах моветоном.

Является завсегдатаем лондонских кофеен, в которых принято играть по-крупному. Это один из источников его доходов. Также находится на содержании у нескольких аристократов, каждого из которых считает возможным отцом. В матери он уверен более.

Считается, что он незаконнорожденный сын леди Фрэнсис, баронессы Кингстон, графини Мансфилд, носительницы графского титула Аргайл, рожден той от неизвестного отца, поэтому имя Коркдейл (семейный майорат без поместья) Корки носит не совсем законно. Родив его, леди отдала ребенка на воспитание к доброй женщине с хорошей репутацией – еще бы, больше половины отданных ей детей выживало!

Леди исправно платила за содержание и воспитание малыша. Ей это почти ничего не стоило. И несмотря на болезненность, он выжил и стал проворным, ловким, хотя и щуплым мальчиком. Он был слабее и меньше ростом всех своих сверстников, но благодаря заботам миссис Хекни, а в большей степени заботам маленькой Элизабет, он выжил.

У миссис Хекни была еще и школа, которую посещали мальчики из довольно знатных семей Лондона. Особенные успехи юного Корки в точных и естественных науках позволили гордившейся его достижениями наставнице рекомендовать леди Фрэнсис отдать его в математическую школу при госпитале Христа.

Нигде в то время лучше не преподавали навигационные науки, как в классе Захарии Конрада Уффенбаха. Там же любознательного молодого человека приметил и взял себе в ученики известный медик сэр Томас Эддингхем.

Так и поселилась в душе Корки любовь к этим двум дисциплинам. Но не только в них он преуспел. Ему, как никому другому, удалось отличиться также в сложнейшем деле приобретения врагов.

Дело в том, что мальчики, вместе с которыми он посещал школы, были знатными и признанными детьми известнейших фамилий. Были там и представители Аргайлов, к семье которых принадлежала леди Фрэнсис.

Некоторые из родственников не обращали внимания на Корки, некоторые, сами будучи всего лишь младшими сыновьями, держались на равных с ним, но один из них – молодой Джорджи, питал истинную неприязнь к бастарду, выросшую в лютую ненависть, по мере того как росли успехи Корки в науках.

Это были самые тяжелые для Корки времена, тогда он еще не научился защищаться. Однако постепенно уроки фехтования, которые посещали все мальчики, стали приносить свои плоды в плане повышения самоуверенности Корки и способности его защищаться от недружелюбия старших товарищей.

Учитель фехтования Генри д’Анджело (сын знаменитого Доминика Тремомондо), имевший свою школу в центре Лондона, питал особенную привязанность к талантливому ученику и давал тому уроки отдельно, обучая его тонкостям, недоступным большинству его учеников.

А в Оксфорде Корки, достигший больших успехов, чем все стальные, преуспел и в поисках истинных друзей. Таковым стал Дуглас Денвер, граф Нортамберлендский. Это был вполне состоявшийся молодой человек, введенный в титул еще при рождении, женившийся в возрасте четырнадцати лет и начавший управлять огромными поместьями и состоянием еще при жизни деда с самого юного возраста.

Денвер был уравновешенным, наделенным всеми благами и талантами молодым человеком старше Корки на семь-восемь лет. Несмотря на все богатства в его глазах жила какая-то горечь, и голос выражал скорее усталость, чем довольство столь завидным для многих его товарищей положением.

Сойдясь на почве любви к математике, молодой граф и незаконнорожденный Корки вместе посещали лекции сэра Исаака Ньютона, уроки фехтования д’Анджело и впоследствии даже поселились в одном корпусе Оксфорда.

Вскоре, в немалой степени благодаря влиянию Корки, лорд Денвер примирился со своим дедом, своим положением и определенностью будущего, сулившего ему пэрство, политическую карьеру и огромнейшие прибыли с капиталов и поместий, оставленных ему в наследство.

Рецензия Корки на историю своей жизни

Право, это скучно – рассказывать о себе. История жизни, не занесенная в семейную библию, не должна быть источником вдохновения, как я считаю.

Матушка моя получается в вашем рассказе не особенно положительной героиней. Тогда как я преклоняюсь перед ней, люблю всей душой и благоговею. Думаю, что редкая женщина способна на проявление такой смелости и отваги, на которые решилась она.

В ее семье не принято рожать детей вне брака, знаете ли, тем более признаваться в этом столь откровенным способом. С малых лет я имел возможность получать образование и пользоваться почти всеми правами, которыми наделены мои более удачливые сверстники, и все благодаря ей. Не ее вина, что миссис Хекни отличалась такой жестокостью во взглядах на воспитание и содержание препорученных ее заботам детей.

Вместе с нами воспитывались и дети из многих знатных фамилий, правда, отношение к ним, надо признать, было куда более гуманным. Но я ведь бастард, и, право, то, что я выжил, уже большая удача. Удача и заслуга Бетти. Вот поистине благородная душа, она ничего не выигрывала в своем печальном положении, когда оберегала меня и опекала, неоднократно спасая мою жизнь, ей я обязан тем, что живу. Я ценю ее как самого верного друга.

Иногда я опасаюсь за нее, но она действительно умная и ловкая особа. Я знаю, как нелегко в этом мире таким, как она и я, поэтому ни в коей мере не осуждаю ее за образ жизни и способы пробиться в люди. Для женщины сия задача втрое сложнее, чем для мужчины. Любой, кто причинит ей боль или малейший вред, почувствует на вкус сталь клинка.

На свете есть всего несколько людей, ради которых я пожертвовал бы многим. Леди Фрэнсис, моя милая матушка, взбалмошная и ветреная красавица. Моя бесценная подруга, озорница Бетти. Дуглас Денвер может всегда рассчитывать на мою верную шпагу. Малышка Хэтти. Хэтти… Сама нежный цветок, как и ее подопечные. Невозможно себе представить, что такие хрупкие создания могут родиться от обычных людей. Ее печальная история может тронуть самое каменное сердце, я испытываю к ней смесь странных чувств – отеческих, покровительственных и еще… Вместе с тем я уважаю ее, как никого другого. Мне бесконечно жаль ее.

Вы говорите, что Джордж Аргайл ненавидит меня. Пожалуй, если бы эта слизь была способна хоть на какое то чувство, я бы согласился. Но этот человек, если его можно так назвать, скорее в силах летать, чем чувствовать что-то сильнее тривиальной изжоги от несварения. Тот, кто издевается и физически измывается над более слабым, – не заслуживает ничего, кроме презрения, и я его презираю. Впрочем, так же, как и большинство остальных представителей так называемого высшего света.

О, я много вращаюсь среди них, они не считают необходимым скрывать от такого ничтожного человека, как я – без титула и земли, – свою низменную сущность, переполненную пороками и слабостями самого отвратительного толка. Никакого сожаления к ним я не испытываю, обирая их за игорным столом или убивая на дуэли.

Отлично знаю, что сам ничем не лучше их. Но и не хуже, клянусь честью! Эти ленивые, ничтожные людишки не дают себе труда озаботиться собственным образованием, имея для этого все возможности. Подлые, жалкие и никчемные распутники.