Книга Генерал от машинерии - Николай Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернее, могла – потому что это была Светлана Чудинова.
Она прижалась к нему, едва Кирилл прикрыл дверь.
Это прикосновение было совсем другим, чем то, в «Сидонии», с Ксанкой. Оно было настолько другим, что Кирилла просто затрясло. И больше для него не существовало ничего, кроме главного желания обрезка, и это желание нужно было удовлетворить как можно быстрее, и было глубоко наплевать на то, что это может закончиться ржавыми пистонами.
Они просто набросились друг на друга.
Наверное, со стороны это выглядело бы как яростная схватка с гостем, однако, во-первых, со стороны никто ничего не видел, а во-вторых, этот бой был озарен не ненавистью, а любовью. Впрочем, нет, всякий бой подразумевает под собой соперничество, сопротивление и стремление к победе, а тут и не пахло первым и вторым, но вовсю пахло третьим, правда, оба стремились к победе не друг над другом, а над одиночеством, и победа эта, к которой стремились миллиарды мужчин и женщин во все века, могла быть достигнута исключительно совместными усилиями, и она была достигнута уже через несколько секунд после того, как они сбросили с себя одежду, повалились на койку и слились в единое целое.
Потом было продолжение – он неторопливо исследовал ее тело, перебираясь от выпуклости к впадинке, а от впадинки к другой выпуклости, дальше, дальше, дальше, а она, ничего не скрывая, доверчиво льнула к его рукам и губам, и его неторопливость снова зажигала ее, а от нее повторно загорался он, и они снова втискивались друг в друга, пытаясь объять собой его (ее) тело и захлебнуться им (ею), и утонуть в нем (ней)…
А потом они просто лежали друг подле друга, и им не хотелось ничего – только поговорить, – и они говорили, и говорили, и говорили…
– Как долго ты не прилетала.
– Я вообще не рассчитывала когда-либо увидеть тебя.
– Вся моя жизнь здесь была до сих пор одним сплошным ожиданием.
– Вся моя учеба была дорогой к тебе.
Они говорили и говорили, и говорили, и любому постороннему человеку их беседа показалась бы чередой пустопорожних банальностей, не несущих в себе ничего, кроме глупости, но этим двоим каждое слово, произнесенное другим, казалось величайшим откровением, и в этом вечном разговоре двоих было не меньше смысла, чем в смене дня и ночи, в падающем с небес дожде или в приступе боли…
Потом, как водится, они вспомнили, что их отнюдь не двое в этом мире, что каждый из них связан с десятками других людей невидимыми ниточками, которые называются обязанностями, и что, вообще, всякая любовь беспрерывна психологически, но дискретна физиологически…
Она подумала о том, что ее наверняка уже ищут и что ждут ее теперь сплошные ржавые пистоны, но это невелика плата за то, чего она, наконец, добилась.
А он подумал, что надо немедленно сказать ее командиру, что она выполняла срочное задание, и не поддаться на провокацию понимающей скабрезной ухмылкой, и, если потребуется, обеспечить ухмыляющегося доброй порцией ржавых пистонов.
Потом она подумала, как можно будет объяснить предательство, которое она совершила по отношению к нему после той его драки с Риком, в «Ледовом раю», когда она просто не могла поступить иначе. Если он, конечно, спросит…
А он подумал, что нужно забыть о том ее предательстве, потому что он тогда поступил как наглый сволочина, привыкший брать все, что понравится, и она просто не могла поступить иначе. И теперь, после всего, что произошло между ними, было бы еще большей наглостью спросить ее о том…
Они поднялись с кровати. И принялись одеваться. И между ними не возникло той стыдливости, какая появляется после ВСЕГО между теми, кто бросился в объятия друг друга ради удовлетворения одной только физической страсти. Нет, они с удовольствием смотрели, как другой (другая) постепенно скрывает то, что совсем недавно было их общим достоянием, и знали, что пройдет недолгое время, и скрываемое неизбежно снова станет их общим достоянием, и в этот момент они оба считали, что будут жить в состоянии этого маятника еще десятки лет, пока не истечет все, отпущенное Единым на их долю.
Потом они вышли из Кириллова закутка, и каждый взялся за положенное дело. Это были каждодневные обязанности, постоянные и неизменные, и вся удивительность ситуации состояла в том, что те, кому предстояло их выполнять, после ВСЕГО изменились.
Он наполнил ее уверенностью в самой себе и предвкушением победы, которой им необходимо было добиться, а она наполнила его силой и решимостью, которые потребуются для того, чтобы эта победа состоялась.
Кирилл понял, что сегодня все будет по-иному, потому что едва Малунов выбрался из машины, опустевший «колибри» поднялся в воздух и отправился в сторону базы.
Все было ясно, вражеский лазутчик собрался уносить ноги. Что ж, значит, судьба не оставила Кириллу другого выхода, и прапора надо брать.
Когда тот скрылся в пещере, Кирилл посадил «стрекозу», выбрался из кабины, переключил оптику ПТП на инфракрасный режим и осторожно подкрался ко входу в Змеиное Гнездо. Умом он вроде бы понимал, что поступает по крайней мере неосторожно, но с того самого момента, когда рядом с ним появилась Светлана, он был теперь словно и не он. С ним теперь не могло произойти ничего страшного. Как будто эта маленькая кареглазая девчушка окружила его неприступной каменной стеной, превратив в этакую твердыню, которую не могли взять ни легкие бедки, ни большие несчастья.
Остановившись возле входа, Кирилл усилил чувствительность внешних микрофонов ПТП. Судя по звукам, Малунов шел вперед, шагал мерно, как на плацу, словно ничего не боялся и не ждал никаких происшествий. Потом шаги стихли, и всякий бы решил сейчас, что надо переждать.
Однако Кирилл был уверен: отсутствие звуков вовсе не означает, что прапор затаился и прислушивается – не идет ли кто следом? Нет, это означало лишь одно: прапора уже нет на Незабудке, он теперь совсем в другой пещере, за многие световые годы отсюда.
И Кирилл без опаски двинулся внутрь Змеиного Гнезда.
Первое, что ему бросилось в глаза, было вовсе не отсутствие прапорщика Малунова. С прапором все было ясно, но вот куда делась половинка шара? Ведь не было ни малейшего шума, прапор ничего не выключал и ничего не трогал. Такое ощущение, что он на ходу, одним движением бровей, отправил портал в небытие.
В общем, и сам ноги унес, и все улики с собой забрал.
Кирилл не удержался и грязно выругался.
Хорошо, что его не слышала сейчас Светлана!… Тоже мне, эсбэшник хренов, пока ходил вокруг да около, вражеский лазутчик заметил интерес и концы в воду! И остается теперь убираться прочь, не солоно, как сказал бы Спиря, хлебавши. Тьфу, кол тебе в дюзу!
Впрочем, убраться было никогда не поздно.
А сейчас надо бы все-таки осмотреться – вдруг какие-либо улики и отыщутся…
Кирилл шагнул вперед, и тут перед ним загорелись в воздухе оранжевые строчки:
