Книга Школа добродетели - Айрис Мердок

— Ах, Джесс, я так рад тебя видеть, — сказал Эдвард. — Это же опасно, ты мог упасть. Я отведу тебя домой. Ты не должен ходить тут один… пойдем, пожалуйста, вместе домой.

Он боялся, что Джесс будет возражать, но тот позволил Эдварду взять его под руку, и они вдвоем неторопливо пошли к Сигарду, чьи причудливые нескладные формы высвечивались солнцем, уже клонившимся к закату.

Они дошли до зеленого лужка, где Эдвард прежде видел желтые цветы, и тут Джесс внезапно остановился и вознамерился сесть на мокрую траву.

— Джесс, давай пройдем еще немного. Дальше по тропинке будет суше.

— Я хочу здесь.

— А куда ты шел, когда я тебя увидел?

— Искал цветы… как они называются… первоцветы. Ни одного не нашел.

Эдвард легонько потянул его за собой, и они дошли до тропинки, где Джесс сразу же сел, а потом и лег между двумя кустами можжевельника. Эдвард присел рядом с ним. Он снял свой плащ, свернул его подкладкой внутрь и подложил под голову Джессу, который чуть приподнялся, чтобы Эдвард мог засунуть эту «подушку» ему под затылок.

— Джесс, как ты себя чувствуешь, нормально?

— Нет, конечно. Ты понюхай, как пахнет. Я помню этот запах — можжевельник. Похож на… на… кокос.

— Правда? Ну да, похож.

— Что это была за девица?

Эдвард удивился, что Джесс запомнил девушку, но ответил:

— Ее зовут Бренда Уиледен…

— Никогда не любил имя Бренда.

— Ее все называют Брауни.

— Вот это лучше, это хорошо…

Джесс лежал, расслабившись и глядя на Эдварда, его огромная косматая голова от собственной тяжести наклонилась набок, скрещенные руки лежали на груди, ноги в заляпанных грязью и плохо зашнурованных ботинках тоже были скрещены. Эдвард снова обратил внимание на перстень с большим красным камнем: широкий золотой поясок глубоко вдавливался в палец.

— Твоя девушка?

— Нет, — ответил Эдвард.

— У тебя есть девушки?

— Нет.

— А были?

— Да.

— О чем ты говорил с этой Брауни?

— Мы говорили о ее брате. Я дал ему плохой наркотик, он выпал из окна и расшибся насмерть. Это моя вина. Она хотела, чтобы я рассказал, как все случилось.

За этими словами последовало молчание, и Эдвард спрашивал себя, какие слова найдет для него Джесс. Он не смотрел на отца, пока говорил, но теперь повернулся и взглянул на эту голову, лежавшую на валике из плаща. Светящиеся умом темные круглые глаза встретили его взгляд.

— Забавно, — произнес Джесс. — Ты выглядел очень хорошо с этой девушкой… на солнышке. А говорили о таких делах.

— Я приехал, чтобы рассказать тебе об этом, — сказал Эдвард. — Мне от этого так плохо, что иногда хочется умереть.

— Ты не умрешь. Нет-нет. Умру я, а не ты.

— Ты не должен умереть, — ответил Эдвард, — я тебе не позволю. Джесс, дай я отвезу тебя в Лондон, покажем тебя врачу — он поможет. Ты ведь не стар. Пожалуйста, поедем в Лондон…

Джесс улыбнулся, губы его обнажились, окруженные космами темных прямых волос. Эти волосы отливали глянцем, как какое-то сильное, уверенное в своей жизнестойкости растение.

— Нет-нет, все происходит здесь.

— Что происходит?

— Жизнь и смерть, добро и зло. Я за этим в Лондон не поеду.

Эдвард подумал: «Да, конечно, то, что я предлагаю, невозможно. Я не очень понимаю почему, но это невозможно».

Джесс продолжил говорить, удивляя Эдварда своей способностью не упускать нить беседы.

— Значит, ты мне хотел рассказать… о том парне, что выпал из окна?

— Да.

— Зачем?

— Я думал, ты мне поможешь, вытащишь меня из этого… ада. Как-то так… прости.

— А эта девушка, его сестра, простила тебя?

— Не знаю, — сказал Эдвард.

— Тогда я прощаю тебя.

— Ах, Джесс…

Эдвард прикоснулся к тыльной стороне его ладони, потом проворно наклонился и поцеловал руку отца. У длинных волос был соленый вкус.

Джесс, по-прежнему глядевший на Эдварда и никак не ответивший на это выражение почтения, продолжал:

— А я теперь не вижу молодых девушек… кроме Илоны… а ее давно не было…

— Они ее не пускают. Она тебя любит.

— О, я знаю, знаю…

— И я тоже тебя люблю, Джесс. Я тебя очень люблю. Я должен тебе сказать. Ты мог бы сделать для меня все, мог бы создать меня заново…

Когда эти слова сорвались у него с языка, Эдвард почувствовал страх, словно слова были маленькими животными, которые выпрыгнули из его рта и теперь скакали вокруг. Его гипнотизировали большие выпуклые темно-красные глаза Джесса, в глубинах которых он, казалось, видел глубокие моря и подводных существ.

— Ах да… я забыл это все.

— Что?

— То, что знал когда-то… о добре и зле, о тех… обо всех тех вещах… у людей вообще-то их нет, они с ними не сталкиваются… совсем не сталкиваются в жизни, большинство людей… только немногие… хотят этого… этой борьбы, ты понимаешь… думают, что хотят… добро… должно иметь… зло… тоже ненастоящее… конечно… все в чем-то другом… это танец… понимаешь… миру нужна сила… все время кругом да кругом… это все сила и… энергия… которая иногда… поднимает свою красивую голову… как дракон… вот в чем суть всего… я думаю… теперь в тени… не могу вспомнить… не имеет значения… что мне нужно… так хорошо выспаться… чтобы все это… приснилось снова. — В этот миг глаза Джесса закрылись, он засыпал или впадал в свой транс. Однако он снова открыл глаза и сказал: — Прекрасный, как огонь.

— Кто это, кто?

— Он. Я когда-то был. Не имеет значения. Теперь все очень близко. Но ты будешь жить. С тобой все будет… хорошо. Ты носишь мои ботинки.

— Да. Я с собой ничего не взял, а у этих точно мой размер. Надеюсь, ты не возражаешь.

— Ты носишь мои ботинки. Ну да, ты ни при чем, тебя это не коснется, когда придет. Может, духам нужен хозяин… в конечном счете… если только… еще не слишком… поздно. Я когда-то разбирался в таких вещах. Я когда-то разбирался во всем. Не имеет значения. Может, я умру от этого в конце, в самом конце.

— В конце чего?

— Старости. Я свою работу сделал. Я подумаю обо всем этом… когда усну. Помоги мне встать, мой дорогой мальчик. Темнеет.

Эдвард отвел глаза от лица Джесса и заметил, что действительно стемнело. Очертания Сигарда, неосвещенная башня, тусклый свет в высоких окнах Атриума выделялись на фоне краснеющего неба. Эдвард повернулся в другую сторону, к морю, и увидел, что у неба темно-синий ясный цвет, словно в лазурь плеснули чернила ночи.