Книга Последний тамплиер - Реймонд Хаури

Лицо Венса стало отчужденным и усталым.

— Я вижу только ненужные мучения и страдание, не только свои — миллионов людей за долгие века.

Он помолчал, потом его взгляд снова остановился на Рейли, и голос сделался жестким.

— Христианство в своем начале служило великой цели. Оно давало людям надежду, обеспечивало поддержку общества, помогало покончить с тиранией. Оно служило людям. А чему оно служит теперь, препятствуя медицинским исследованиям, оправдывая войны и убийства? Мы смеемся, глядя на нелепых божков, которым поклонялись инки и египтяне. А чем мы лучше? Что подумают о нас люди через тысячу лет? Мы все еще пляшем под дудку, сработанную людьми, считавшими грозу знаком божьего гнева. И это, — процедил он, — пора переменить.

Рейли обернулся к Тесс. Та не сказала ни слова за время обличающей филиппики Венса.

— А ты что думаешь? Ты с ним согласна?

Лицо Тесс затуманилось. Она отвела глаза, очевидно, стараясь подобрать верные слова.

— Это все исторические факты, Шон. Речь идет о вещах широко известных и подтвержденных документами.

Она помолчала, прежде чем продолжить.

— Я тоже думаю, что евангелия сначала несли в себе духовное наставление, и только потом они стали чем-то иным — орудием политиков. Иисус жил в ужасное время в оккупированной стране. Римская империя того времени была миром чудовищного неравенства. Массы голодали, а немногие избранные безмерно богатели. То было время голода, болезней и мора. Легко представить, с каким жаром в этом несправедливом и жестоком мире было принято христианство. Мысль, что милосердный Бог ждет от людей милосердия друг к другу, невзирая на то, к какому роду или сообществу те принадлежат, была подлинно революционной. Она предлагала всем новообращенным единую культуру, чувство равенства и общности, не требуя от них отказа от этнических связей. Христианство давало им достоинство и равенство, независимо от положения в обществе. Голодные знали, что будут накормлены, больные и дряхлые — что о них позаботятся. Оно обещало каждому бессмертие, свободное от бедности, болезней и одиночества. Оно принесло в мир новые идеи: любви, милосердия и общности в мире, раздираемом жестокостью и охваченном культом смерти.

— Я не такой специалист, как он, — продолжала Тесс, кивнув на Венса, — но он прав. У меня всегда были трудности со всеми этими сверхъестественными делами: с божественностью Иисуса, с представлением, что он Сын Божий, рожденный непорочной Девой Марией. И правда, как ни трудно принять, но факт, что все это возникло спустя сотни лет после Его распятия, а принято как церковный закон только на Никейском соборе в 325 году. Похоже, что им… — она махнула рукой, — нужно было что-то особенное, жирная наживка. И в век, когда большинство людей верило в сверхъестественное, для продвижения своей религии надежнее было предположить, что ее основатель — не скромный сын плотника, а божественное существо, которое в силах гарантировать вам бессмертие.

— Перестань, Тесс, — возмутился Рейли. — У тебя получается, что все это было просто циничной пропагандистской компанией. Ты в самом деле веришь, что учение, основанное на обмане, могло набрать такую силу и продержаться так долго? Из всех проповедников и мудрецов, бродивших тогда по земле, Он один сумел заставить людей рисковать жизнью ради Его учения. Он потряс людей, как никто другой, и они писали и рассказывали о том, что видели.

— О том я и говорю, — вмешался Венс, — что не существует ни единого отчета из первых рук. Ни одного определенного доказательства.

— Как и опровержения, — отбивался Рейли, — или вы не желаете рассматривать обе части уравнения?

— Ну, судя по тому, как легко удалось запугать Ватикан открытием тамплиеров, — фыркнул Венс, — позицию Церкви угадать не трудно. Если бы только мы могли закончить начатое тамплиерами, — теперь он обращался к Тесс, устремив на нее пылающий взгляд, — это стало бы последним шагом по пути, начатому в эпоху Просвещения. Не так уж давно люди верили, что Земля — центр Вселенной, и Солнце вращается вокруг нас. Когда Галилей доказал, что все происходит наоборот, Церковь едва не сожгла его на костре. То же было с Дарвином. Подумай об этом. Чьи слова сегодня «истина, как в Писании»?

Рейли притих, осмысливая услышанное. Мучительно и упорно сопротивляясь, он все же должен был признать, что все сказанное представляется не просто возможным, но и правдоподобным. Как-никак, на планете существует несколько основных религий, и каждая утверждает, что ее истина — единственная. Не могут же все они быть правы! Он виновато подумал, что всегда с легкостью относил чужие религии к массовым заблуждениям… Почему же та, которую исповедует он сам, должна быть исключением?

— Один за другим, — объявил Венс, не сводя с Тесс взгляда, — рушились эти вымыслы, эти фальшивки, изобретенные основателями Церкви. Осталось повергнуть всего одну.

ГЛАВА 69

Рейли одиноко примостился на остром выступе скалы. Отсюда хорошо видна была полянка, где стояла машина. Он смотрел, как на быстро темнеющем небе проступают бесчисленные звезды и огромная яркая луна, какой ему еще не случалось видеть. Такое зрелище могло разбередить душу даже самому равнодушному зрителю, но Рейли сейчас был не в настроении восхищаться.

В ушах у него все еще звучали слова Венса. Сверхъестественные явления, составлявшие ядро его религии, всегда плохо укладывались в его рациональном, склонном все подвергать сомнению мозгу, но прежде у него не возникало потребности рассматривать их со столь критических позиций. Неудобные и, как он неохотно признавал, убедительные аргументы Венса выпустили джинна из бутылки, закрыть которую оказалось нелегко.

Грузовик теперь был почти невидим, как и темная фигура Венса, сидевшего рядом с ним. Рейли без устали перебирал его доводы в надежде найти слабое место — и не находил. Но подсознательно Рейли был убежден в своей правоте. И пожалуй, это было гораздо важнее.

Хруст гальки под ногами вернул его к действительности. Тесс взобралась на гребень и встала рядом.

— Привет, — проговорила она.

Сияние жизни, очаровывавшее его, теперь погасло в ней, сменившись выражением тревоги.

Рейли слабо кивнул:

— Привет.

Она постояла над обрывом, впитывая в себя окружавшую их тишину, потом присела на соседний камень.

— Слушай, мне очень жаль. Я знаю, что это довольно болезненная тема для дискуссии.

Рейли пожал плечами:

— Скорее, разочаровывающая.

Она непонимающе взглянула на него.

— Я хочу сказать, разговор на самом деле получается не о том, — пояснил он. — Заговариваешь о чем-то уникальном, совсем особенном, а сводится все к самому грубому примитиву.

— Ты предпочел бы не замечать доказательств?

— Нет, просто рассматривая их в таком свете, со всеми подробностями, перестаешь видеть целое. Понимаешь, дело не в научных доказательствах. Они тут ни при чем. Речь идет не о фактах, обоснованиях и анализе. Это просто чувствуешь. Это в душе, в образе жизни, в связи… — он широко взмахнул рукой, — со всем этим.