Книга Мертвые тоже скачут - Маргарита Малинина

– Мам, твой упрек не по существу. Мне было всего ничего, я не помню, где мы с ним жили.

– А я и думаю, как это Мишка сподвигнулся ремонт отбацать! Ты же мне описывала по телефону. Но ладно, это все неважно, пойдем, покажу дедовские, ныне – отцовские владения.

Что и говорить, через двенадцать минут меня привели к тому самому тридцать раз горевшему (не без помощи спевшихся преступников, я полагаю) сараю.

– Вот, полюбуйся! – важно пропела маманя, тыча в него. – Это то самое место, где вы жили с дедом. Ну, кхе, конечно, в те года домик выглядел несколько лучше.

– А мы можем выстроить его заново? – подала я идею, ни грамма не изумившись такому повороту: еще с первой встречи с сараем в подсознанье зародился ответ, я уже тогда знала: это именно тот дом. И с дедом мы ходили гулять не далеко, а возле дома, потому что я была очень маленькой, конечно, ему было бы боязно уводить ребенка вдаль, мало ли чего.

– В принципе можем, только стоит ли вкладывать в него средства? К тому же официально он числится за твоим отцом.

Я обернулась на качели, снова оглядела сарай и уверенно произнесла:

– Стоит, мама. Безусловно, стоит.

Мать была явно недовольна таким исходом вещей, но, помявшись, выдавила:

– Ну, как скажешь, дело твое.

По пути обратно она сконфуженно шепнула мне:

– Я тут видела фотографию того, как его… Ховарова? А, Хабарова. Мне по строжайшему секрету следователь сунул ксерокопию его дела. Так вот. Кать, я не знаю… Ну чем-то он похож на Мишку, но как их все-таки можно было спутать? Твой отец большой, сильный, крепкий, высокий. Статный, одним словом. Лицо открытое, доброе. Правда, я его давно не видела, как ты понимаешь, так что не знаю, на что он сейчас похож, но уж явно не на того. Бородатый какой-то, как козел, щуплый, соплей перешибешь, маленький, глазки хитрые… Как ты могла подумать, что я им могла когда-нибудь заинтересоваться?

У меня немного потеплело на душе. Парадокс? Отчего же? Кто сказал, что я расстроюсь, это услышав? В действительности, я уже знала, что обманувший меня дядька – не мой отец, потому я была счастлива узнать, что настоящий папаня как раз такой, каким я себе его рисовала, когда была маленькой. Борис сказал, у него есть дети. Это хорошо. Видать, ему и правда некогда вспоминать о старшей дочери.

Я вдруг полезла в карман и достала оттуда сложенный лист бумаги. Боясь передумать, резко стала его рвать в мелкие клочки, не удосужившись даже развернуть.

– Что это ты делаешь? – изумилась мать. – Что это за бумага?

– Вот именно, мама. Это просто бумага. И она мне не нужна.

Глава 20

«Привет! Если ты не занят, то, может, мы…» Нет, не так! Разозлилась на саму себя и стерла недописанное SMS-сообщение. Что за бредятина? «Если ты не занят…» Белиберда полная. Надо иначе.

«Hi! Как настроение? Все еще дуешься на меня? Слушай, я…» Дальше я мучительно пыталась придумать себе соответствующий эпитет, но ничего лучше дуры не приходило в голову. А дура – это как-то слабо по сравнению со всеми поступками, что я умудрилась совершить за несчастные семь дней ада. Ад в Валищево. Вот хорошенькое было бы названьице для какого-нибудь ужастика. Кстати, давненько я их не глядела, надо сходить в кино. Так, не отвлекайся. Пиши!

Ну я и написала:

«Привет! До дрожи хочу посмотреть ужастик. Пойдем в кино?»

Разумеется, перечитав, удалила.

Я уже успела прийти в отчаяние, как тут телефон тренькнул, извещая о пришедшем сообщении. Женька написал мне сам! Как это возможно? Непостижимо. Фантастика.

Одно предложение: «Ты подумала над тем, чтобы нам быть вместе?» – заставило меня петь от восторга.

Распевая, я ответила: «Мой ответ: да!»

Он перезвонил. Мы договорились встретиться завтра. Женя очень хотел видеть меня сегодня, но, к сожалению, у меня уже были грандиозные планы на этот день. Вчера я вернулась из Валищево и потратила вечер с ночью на восстановление нервной системы, изрядно подпорченной мертвецами, трупами, кладбищами, а особенно – трагической смертью очень дорогого мне друга. Теперь же я обязана приступить к выполнению возложенной на меня дедушкой миссии.

«Творить справедливость – вот высшая добродетель».

Через час я вышла из дома в приподнятом настроении. Жизнь начала потихоньку налаживаться. Август выдался жарким. Еле ощутимый ветерок поддувал под подол ярко-красного платья на бретелях. Металлическая шпилька дорогих босоножек поблескивала под слепящими лучами золотого солнца. Небольшая сумка была разбухшей, готовой порваться по швам. Впрочем, недавно там было еще больше предметов, однако она стойко выдержала напор. И все же не мешало бы мне иметь на такие случаи аксессуар побольше размером. Ладно, так и быть, прикуплю, уговорили.

Шедшие навстречу тетки огромных габаритов недовольно щурились и обмахивались сделанными из обыкновенных газет веерами. С их лбов и шей непрерывными потоками стекал липкий, резко пахнущий пот. «Тяжело, наверно, толстым на жаре», – сочувственно подумала я. Тут одна из них сказала:

– Какой тяжелый август… Ну и месяц. Ненавижу.

Они прошли мимо, а я встала как вкопанная.

«Почему у вас на календаре тридцать первое июля?» – «Мы ненавидим август. В августе кто-нибудь умирает из нашей семьи».

А ведь верно. Кирилл! Что это, совпадение? Мистика? Провидение? Проклятый месяц? Разве так бывает?

Несмотря на вопиющую жару, по спине пробежал неприятный холодок. Но я возобновила путь.

Перейдя через дорогу, услышала звонок мобильного. Звуки музыки жанра heavy metal распугали всех бродячих собак, я же в изумлении пялилась на экран. Что значит «номер заблокирован»? Кто это боится приоткрыть вуаль своей личности как средневековая баба? Сейчас узнаем.

Я нажала «Принять», опустив вниз вторую руку с расстегнутой сумкой. Из нее показался бумажный пакет. В нем была маленькая дырочка, оттуда, поймав золотой луч, ответило великолепным сияющим блеском что-то зеленое.

– Ну ты и сука, – донеслось злобное возле моего уха. – Сука… Как ты это провернула, дрянь?

– О, привет, Валерка. Как жизнь? – озорно поприветствовала я недавнего приятеля.

– Я покажу тебе такую жизнь!.. Ну, отвечай! Как ты подбросила мне фальшивку? Да такую, что лишь третий, самый матерый специалист различил подделку. А я ведь чуть не продал таким людям, что… Обмана мне бы не простили. Где оригиналы?

– Не понимаю, о чем ты, – изобразила я изумление, не переставая улыбаться.

– Ага… Держу пари, в твоей сумочке, – хихикнул он, сменив тон. Очевидно, смекнул, что имеет дело не с профанкой, лишь по своей безмерной удачливости сумевшей сохранить за собой столь дорогостоящую вещь, а с равным себе по уму субъектом. От этого сразу родилось уважительное отношение, отразившееся на оттенке речи. – Послушай, ну будь другом. Интересно же.