Книга Кровавый отпуск - Виктор Кнут

— Ментяра беседовал. Баба эта твоя беседовала.

— А кто-нибудь из врачей?

— Да нет. Никто.

Я начинала потихонечку закипать. Это я, значит, ломалась, рвала свою задницу, вытаскивая эту девчонку из плена садиста, только затем, чтобы она угодила к неменьшим садистам, которые вместо того, чтобы оказать ей хоть какую-нибудь помощь, колют ее «серой» и хлещут мокрыми простынями. И забирают у нее, у голодной, продукты. И то, что я покупала сегодня, носясь целый час в духоте по рынку, окажется у них дома. Вот уж дудки! Хрен им, а не мой торт! Не моя черешня! Перебьются, родимые!

— Врачи что-нибудь говорят, когда выпишут? — постаралась я взять себя в руки. Хотя уже точно знала, что без скандала сегодня не обойтись.

— Говорят, что осенью, когда надо в школу идти, меня в интернат оформят и выпустят.

— Это же еще больше двух месяцев! — поразилась я.

— А здесь и по несколько лет лежат, — спокойно заметила Оля. — И ничего. — Она помолчала немного и вслух произнесла то, о чем я в этот момент как раз думала: — Марина, забери меня отсюда, пожалуйста.

— Что, так хреново? — вздохнула я.

— Угу.

«Это будет непросто, — подумала я. — Самой мне не разобраться со всей бюрократией и за год. И за это время я разорюсь на одних только взятках. Придется напрягать Бархано-ва, а захочет ли он опять заниматься моими проблемами, еще неизвестно».

— Подожди-ка, — хлопнула я Олю по коленке. — Я быстренько. — И направилась к кабинету зав отделением.

Санитар проводил меня недобрым настороженным взглядом. А я всего лишь хотела задать несколько безобидных вопросов.

Дверь в кабинет оказалась запертой. Я постучалась. Потом постучалась еще. Санитар уже дернулся было ко мне, но в этот момент в замке провернулся ключ и дверь приоткрылась. В меня уперлась тяжелым взглядом врачиха. У нее за спиной внутри комнаты я успела заметить накрытый к чаю стол. И удобно устроившихся за этим столом двоих медсестер — одна из них в весе тяжеловеса.

— Чего тебе?

Меня покоробило это «тебе». И меня поразило то, что возле стола я обнаружила свой наполовину распотрошенный пакет. И открытую коробочку «Рафаэлло», которую я покупала Олене. И нарезанный торт. Мой торт, который пару часов назад оказался в магазине последним, и продавщица доставала его из прилавка.

— Ах вы ж буренки откормленные, — прошипела я. — Все-то вам мало. Хотя бы дождались, пока я отсюда уйду.

— А ну убирайся! — взвизгнула докторша.

Она поняла, что я все видела, и, возможно, почувствовала себя неловко. Но она относилась к тому типу людей, которые ощутив за собой вину, спешат перейти в атаку и повернуть все так, будто на самом деле это они оказались обижены.

А я, в свою очередь, относилась к тому типу людей, которые1 не терпят подобного. А еще я уже была на взводе после беседы с Оленой. И, наконец, я сознавала, что если даже сейчас развернусь и уйду, даже если попрошу прощения за то, что случайно увидела то, что не должна была видеть, все равно попавшие в неудобное положение сестры потом выместят свое недовольство мной на Олене. Мне теперь оставалось только переть вперед.

Переть так переть. Я была совершенно не против такого расклада событий.

Врачиха попыталась захлопнуть у меня перед носом дверь, но я успела поставить между ней и косяком ногу.

— Погоди, мы не договорили.

Но разговаривать она не желала. Ей просто нечего было сказать, а поэтому она несильно толкнула меня в грудь и растерянно пискнула:

— Витя!

Но санитар уже и так покинул свой пост и спешил через обеденный зал ко мне. А внутри кабинета заведующей в это время басила огромная медсестра:

— Чего там, Катерина Васильевна? Чего этой там надо?

Я представила, как она медленно и неотвратимо, как грозовая туча, нависает над столом, заставленным Олиными продуктами. Уже меньше чем через минуту она успеет доковылять до двери и наведет порядок. Меня эта ситуация забавляла.

Красномордого санитара я без предисловий несильно ткнула под ребра. Он захлебнулся, переломился пополам в пояснице и сел на линолеум. А я отступила на шаг, предоставив врачихе возможность наконец закрыть дверь. Вот только запереть она ее не успела. За доли секунды до того, как в замке провернулся ключ, я с разгону впечатала в дверь ступню, постаравшись вложить в удар весь вес своего тела. Всю свою злость.

Я видела, как врачиха пролетела через кабинет и села на мой пакет, передавив всю клубнику. Я слышала, как в обеденном зале взвизгнула одна из посетительниц и как радостно закричали девчонки, собравшиеся возле сетки у двери, как только санитар поспешил ко мне. Я с восхищением наблюдала за тем, как ко мне белоснежным океанским лайнером подплывает огромная медсестра. На полголовы выше меня. Весом не менее полутора центнеров. Растопырив коротенькие ручонки и состроив очень сосредоточенную физиономию.

Мне не хотелось с ней драться. Мне не хотелось делать ей больно. Но выбора не было. И я от души влепила ей ногой по массивной, выпирающей вперед груди. Медсестра вскрикнула и тяжело завалилась на пол. Она теперь была вне игры. И мастит ей был обеспечен.

А врачиха уже успела вскочить на ноги и испуганно забилась в уголок рядом со старым буфетом. Третья женщина из тех, что пили чай в кабинете, так и не вылезла из-за стола, но зато, сволочь такая, протянула руку к белому пластиковому пульту на стене возле окна и отчаянно жала на красную кнопку тревожной сигнализации. Я представила, как сейчас встрепенулись мужички-охранники — те, что два часа назад так интересовались тем, что у меня под юбкой. Они будут здесь уже через минуту. Что ж, тем интереснее. Я не буду спешить выходить с отделения в тесный темный коридор. Дождусь этих героев и отпииаю их прямо в обеденном зале. Кажется, у них только дубинки с электрошокером? Хм, такими можно усмирить пациентов больницы. Но не меня.

Итак, в моем распоряжении была еще примерно минута до появления охранников, и я потратила ее на короткий выговор медперсоналу. Объяснила им, как мне обидно то, что продукты, закупленные на мои кровные денежки и предназначенные их маленькой пациентке, исчезают в их ненасытных утробах. С удовольствием пересказала то, что десять минут назад услышала от Олены. Предъявила претензии по поводу того, что все лечение сводится к стеганию мокрой простыней и стоянию голой в углу.

— У меня мало времени, сучки, а то бы я устроила то же и вам. Но зато обещаю другое: уже завтра кое-где будет лежать мой подробный доклад о воровстве и злоупотреблениях в вашей шарашке.

— Завтра ты будешь здесь, на другом отделении, — открыла пасть так и не угомонившаяся врачиха. — Обколотая «серой» и привязанная к кровати. Это я тебе обещаю. А эту Олю твою, крысеныша этого…

Она не договорила. Я ткнула ей в глаза растопыренными пальцами, и она, прикрыв лицо ладошками, начала судорожно ловить воздух широко разинутым ртом. А я услышала скрежет замка на входной двери на отделение и поспешила встречать гостей, по пути бросив взгляд на испуганно сбившихся в кучку в дальнем углу обеденного зала нескольких женщин, имевших неосторожность навестить сегодня в психушке своих дочек и внучек. Интересно, и что они обо мне сейчас думали? И что они думали о том, что происходит? «На то здесь и дурдом», — наверное, так.