Книга Бальзам Авиценны - Василий Веденеев

Незаметно капитан опять задремал, а пробудившись, с удивлением прислушался – опять все тот же далекий мотив флейт и барабанов? Наваждение какое-то, долго еще оно будет его преследовать? Спустя некоторое время звуки музыки стали громче. Справа появилась узкая полоска бледного света: она росла, ширилась, пока не превратилась в освещенный коридор.

Кутергин сел. Примерно в десятке саженей от него стена раскрылась и появились прекрасные девушки с носилками, наподобие портшеза. Всю одежду смуглых чаровниц составляли ожерелья на шеях и браслеты на запястьях и лодыжках. В полном молчании, под звуки музыки они подошли к ложу капитана, подняли его и усадили в портшез. Федор Андреевич не сопротивлялся, хотя чувствовал себя крайне неловко. Девушки не обращали никакого внимания на его смущение. Подняв носилки, они направились в освещенный коридор. Щурясь от света, Кутергин пытался понять, куда его несут, и старался не смотреть на прелести обнаженных девиц, однако те словно нарочно выставляли себя напоказ и томно изгибались, касаясь его то упругой грудью, то крутым бедром с шелковистой кожей, щекотали тело и грудь душистыми локонами. Капитан почувствовал, как в нем разгорелся огонь желания.

Коридор закончился небольшим залом с бассейном из розового мрамора. Девушки опустили носилки, бережно взяли русского под руки и помогли ему спуститься по ступеням в теплую воду. Они тоже вошли в бассейн и принялись мыть Федора Андреевича. Через несколько минут голова у него пошла кругом – девушки ласкали его руками, губами, заставляли глухо стонать от невыразимого блаженства и тут же вновь принимались с упоением ласкать, словно никак не могли им насытиться. Их руки, губы, языки и тела трудились без устали, отдавая все новые и новые ласки, и капитан потерял счет времени в этом упоительном безумии. Он даже не подозревал, что способен до изнеможения отдавать всего себя сразу четырем женщинам одновременно и при этом не знать усталости, но желать их все больше и больше.

Наконец, все утомились, и капитана бережно извлекли из воды, уложили на мраморную скамью и начали массировать, возвращая растраченные силы. Как только одна из чаровниц легонько провела ладонью по его груди, Кутергин вновь весь загорелся и жадно притянул ее к себе. Она охотно уступила, и все безумие повторилось, но теперь уже не в воде, а на широкой мраморной скамье, где, как ни странно, всем хватило места. Может быть, скамья специально предназначалась именно для любовных утех, а не для массажа? Они прекрасно обходились без слов, говоря на языке любви, жрицами которой были прекрасные банщицы, не знавшие жеманного стыда европейских женщин и не ведавшие никаких запретов в искусстве дарить наслаждения. Потом снова в бассейн и на мраморную скамью…

Наконец, полного сладкой неги Федора Андреевича завернули в тончайшие одежды, чем-то напоминавшие тоги римских сенаторов, и на руках отнесли в смежное помещение, усадив перед роскошным столом: диковинные фрукты и замысловатые блюда источали дразнящий ноздри аромат, стояли ныеокогорлые кувшины с шербетами и странной формы графины с незнакомыми, но ятю хмельными напитками. Манили аппетитной румяной корочкой жареные птицы, обсыпанные молотыми ооехами синеватой белизной сиял отварной рис, а с ним откровенно соперничали куски фаршированной овощами рыбы Русского начали угощать, как самого дорогого и желанного гостя. Девушки подносили ему блюдо за блюдом и подливали в кубок напитки. Помня о чаше, поданной прекрасной незнакомкой, капитан предпочитал воду, но от закусок и горячих блюд не отказывался. Комната, где происходило пиршество, не имела ни одного окна: скорее всего она располагалась под землей, в нижних этажах храма. Но какого храма и где он – в заброшенном городе, или, пока Кутергин спал, его переправили в иное место? Расспрашивать жриц любви явно бессмысленное занятие: даже если они знают арабский, все равно ничего не ответят. Капитан не обольщался – наверняка девушки выполняли приказ более высокопоставленных жрецов, но надо признать, делали это с душой. Глупо верить, что он сразу так пришелся им по сердцу, что они моментально потеряли голову и стыд.

Ладно, сейчас стоило подумать о другом – предпринимать ли попытки вырваться отсюда? Пока ему ничего не угрожало, с ним обращались, как с магараджей, а о грязном халате и рваных сапогах нечего жалеть. Жалко потерянного времени! Где Али-Реза, где сейчас его отец, старый слепой шейх Мансур-Халим, где бегут кони вольных всадников Желтого человека, увозящего шкатулку с костяной картой, старинную книгу и сумку с записями капитана русского Генерального штаба? Ах, время, время! Оно уходило безвозвратно, и никто не в силах его вернуть, даже сказочные восточные кудесники: где им тягаться с великим и всемогущим Временем! Есть ли что-либо сильнее его в необозримой Вселенной? Ведь оно – Божий молот, разбивающий в прах все и вся.

Так, ничего толком не решив, Федор Андреевич закончил трапезу и с любопытством ждал, что же последует за ней? Игравшая во время обеда тихая мелодичная музыка смолкла, прелестные девы почтительно подхватили русского под руки и повлекли в третий покой, где стояла огромная кровать под роскошным балдахином – вешь странная и несколько необычная для языческого святилища. Впрочем, здесь все казалось странным и необычным.

Кутергина уложили на постель, и он с удовольствием растянулся на тончайших шелковых простынях. Укрыв его невесомым пуховым одеялом, по величине напоминавшим парус корабля, жрицы немедленно нырнули под лебяжий пух и устроились рядом с капитаном. Одна принялась легонько массировать виски тонкими пальчиками, другая маленьким гребешком расчесывала успевшую отрасти за время скитаний бороду, третья занялась ногами, а четвертая гладила живот, потихоньку подбираясь губами к возбужденной ласками плоти…

Когда Федор Андреевич проснулся, жрицы любви уже исчезли. Комнату слабо освещала масляная лампа, по углам залегли мрачные тени, но дышалось на удивление легко – видимо, в стенах скрывались вентиляционные отверстия. Который теперь час и что там, наверху, или за лишенными окон стенами – утро, день, вечер?

Осмотревшись, капитан обнаружил: в спальне он не один – в углу, куда не доставал свет лампы, неподвижно стоял одетый во все темное человек. Кутергин рывком сел, готовясь отразить возможное нападение. Но чем отражать – пуховым одеялом или шелковой подушкой? Больше под руками ничего не нашлось.

Неизвестный сделал шаг вперед и остановился. Теперь на него падал свет, и Федор Андреевич разглядел средних лет мужчину с длинной черной бородой и бледным лицом аскета. Сложив на груди руки, он пристально смотрел на русского, словно стараясь загипнотизировать его. Ощущение не из приятных, но капитан выдержал его взгляд и, как ни странно, успокоился: пусть смотрит, если так хочется, еще никто не убил взглядом.

– Ты видел тьму и радость жизни, – глухо сказал на арабском незнакомец. – У тебя есть право выбрать: остаться гостем на вечном празднике, либо предстать перед Великими Хранителями для решения своей судьбы.

– Кто эти Великие Хранители? – недоверчиво прищурился Федор Андреевич. Слова незнакомца его озадачили: неужели здешние обитатели готовы поить и кормить случайно попавшего к ним иноверца до скончания пека? И не только поить и кормить, но и ублажать, как султана в гареме? И что за Хранители, почему они могут решить его судьбу?