Книга Свинцовая ломка - Максим Михайлов

После сна ее голос отдавал чуть заметной волнующей хрипотцой.

— Доброе утро, родная…

Уже не опасаясь ее потревожить я вновь провел ладонью по ее волосам, откинул их назад, открывая лицо.

— Не смотри на меня, я, наверное, сейчас ужасно некрасивая, — улыбнулась она пряча голову у меня на груди.

— Для меня ты всегда самая лучшая, — совершенно искренне уверил я.

Действительно сейчас мне не нужна была ни одна из красавиц мира. Ни одна из холодных звезд модных обложек глянцевых журналов и подиумов и близко не могла соперничать с моей девочкой. И плевать на поплывшую за ночь косметику и растрепанный вид.

— Лежи, я сейчас сварю тебе кофе. Настоящий черный кофе, по старинному арабскому рецепту…

— Как можно? — шутливо возмутилась она. — Мой мужчина, хозяин моей головы, будет мучиться на кухне, занимаясь женской работой, в то время, как я, недостойная, стану нежиться в постели? Нет уж, давай я тебе хотя бы помогу…

— Лежи, — я несильно прижал ее ладонью к кровати. — Лежи и наслаждайся. Ты все-таки современная Шатана, а значит должна быть немного эмансипированной дамой. Да и я не кавказец, чтобы истово соблюдать древние обычаи, так что могу и поухаживать за любимой женщиной. Мне действительно хочется о тебе позаботиться. Так что не мешай… Вот, посмотри пока телевизор, а я быстро управлюсь.

Перекинув к ней под руку пульт от маленького телевизора, стоявшего у меня в спальне, я как был голышом нырнул на кухню, разжег газ, поставил кипятиться воду и бодро насвистывая гвардейский марш, направился в ванную. Как раз к окончанию водных процедур все было готово к священнодействию. А как еще прикажете называть процесс приготовления настоящего кофе? Не плебейского быстрорастворимого порошка, а того, что готовится из настоящих обжаренных на живом огне кофейных зерен. Уж не знаю, как в этом отношении обстоит дело у Луизы, а лично я всегда предпочитал арабский кофе, всем остальным видам этого благородного напитка, так что готовил сейчас я именно его. Процесс весьма тонкий и трудоемкий, если кто понимает. Начинается он еще в магазине, с выбора зерен и тут, разумеется, надо идти только в специализированный кофейный магазин, та бурда, которую продают в ярких пакетах в супермаркетах для нашей цели просто элементарно не пригодна. Она вполне может удовлетворить вкусы решившего малость поэстетствовать пролетария, но истинного ценителя справедливо повергает в ужас. Поэтому только специализированные магазины, те, где продукцию можно оценить на вид и запах, прежде, чем заплатишь за нее деньги. Для арабского кофе подбираются зерна сильной обжарки, они придадут напитку приятную терпкую горечь. А вот молоть их потом следует как можно мельче, чтобы получить плотную ароматную пену.

Медная турка на плите уже во всю бурлила загодя налитой в нее водой, можно было засыпать кофе. Специальной серебряной ложечкой я забросил положенную порцию золотисто-коричневого порошка, наслаждаясь поплывшим в воздухе ароматом, и пристроился рядом с плитой мерными круговыми движениями перемешивая потемневшую жидкость в турке. Теперь надо было быть крайне внимательным, кофе нужно было лишь довести до кипенья, но ни в коем случае не кипятить, иначе он начисто утратит присущий ему благородный вкус. Тут нужна особая сноровка и немалый опыт. Даже несмотря на то, что я готовлю такой кофе каждое утро уже на протяжении нескольких лет и то случаются казусы, когда он все-таки умудряется меня обмануть. Но сегодня подобного допустить я просто не имел права. Как совершенно справедливо заметил кто-то из великих: «Никогда не выпадает шанс еще один раз произвести первое впечатление». А свой фирменный напиток для Луизы я сегодня готовил впервые и очень не хотел облажаться. Вообще, кофе в постель для любимой девушки это почти такое же сильное эротическое переживание, как и сам половой акт, по-крайней мере лично для меня. Я почему-то придаю невероятно большое значение подобным мелочам. Поэтому сейчас я священнодействовал с удвоенным старанием.

Из спальни между тем приглушенно бормотал телевизор, создавая необычное ощущение уюта и обжитости моей холостяцкой берлоги. Я мысленно улыбнулся, как мало оказывается нужно одинокому мужчине, хорошо за тридцать, для счастья. Просто, чтобы кто-нибудь был рядом, ждал тебя расслабленно потягиваясь в соседней комнате. Ну, естественно, не просто кто-нибудь, к примеру, от наглого урода твоего же пола развалившегося невесть с чего на твоей собственной постели, в данной ситуации никакого толку бы не было. А вот нежное и милое существо, смотрящее на тебя с обожанием и любовью, это как раз то, чего мне не хватало все эти годы. Я даже начал насвистывать под нос что-то сентиментальное. В голову лезла разная чушь, про маленьких сопливых детишек, домашний уют, устроенную спокойную жизнь и наконец найденную тихую гавань. Так замечтался, что едва-едва не пропустил тот момент, когда по краям джезвы начали образовываться мелкие пузырьки, непреложно свидетельствующие о том, что критический момент в приготовлении божественного напитка уже на подходе.

Спохватился я, надо сказать, очень вовремя и все получилось так, как и хотелось. Уже через несколько минут, я, изо всех сил подражая одному знакомому официанту, вальсировал по коридору с подносом на котором исходили ароматным паром две маленькие кофейные чашечки из настоящего китайского фарфора. Проходя через комнату я невольно зацепился взглядом за незакрытую против обыкновения серой тканью картину на мольберте. Черноволосая стройная девушка в легких скифских доспехах и открытом стальном шлеме низко пригнувшись к вытянувшемуся струной в стремительном галопе коню летела по заросшей степным разнотравьем равнине. Неслась под ноги горячему скакуну, дрожащая от ударов копыт степь. Где-то позади темными точками виднелись постепенно отстающие всадники. Впереди неприступной стеной высились горы, задранные к небу острые пики с шапками сверкающего льда на вершинах. И девушка, и конь казались настоящими, выпуклыми и живыми, они будто застыли, вплавленные непонятным волшебством в рамки картины. Я остановился глядя на них, внутренне ожидая, что вот сейчас девушка на картине распрямится, нещадно вонзая в бока скакуна сверкающие металлом шпоры, а конь запляшет под ней, забьется, заржет от боли и незаслуженности обиды, а потом понесется выпущенной из лука стрелой туда, к встающим из-за горизонта горам. У меня так часто бывает… Пока работаешь, уставшей рукой подправляешь неловкий штришок то там, то здесь, кажется, что картина просто не получается, все мелкие огрехи так и лезут в глаза, лишний раз напоминая тебе, что это не застывший срез жизни, а просто измазанная разноцветными красками материя, натянутая на деревянный каркас. Как все просто, кусок выбеленного материала, разноцветные краски, намешанные на нем в определенном порядке и все, никакого волшебства, никакого чуда… Ты никогда не увидишь того, что на самом деле создал, пока не пройдет какое-то время, пока ты не абстрагируешься окончательно от работы и не сможешь воспринимать изображение на холсте, как единое целое, лишь тогда оно оживет, и ты поймешь, что же создал: вечный шедевр, или поделку однодневку, годную только на то, чтобы под видом русской экзотики спихнуть ее за доллары доверчивым иностранцам.

На этот раз, скажу без ложной скромности, получился шедевр. Да и могло ли быть иначе, если кистью художника водила сама любовь? Знаете, я далек от мысли, что художники, писатели, музыканты, действительно создают свои великие творения. Нет, конечно, какой-нибудь Вася Пупкин, рисующий афиши и плакаты в поселковом доме культуры, вполне возможно верстает их вполне самостоятельно. Но все истинно великие произведения искусства, якобы принадлежащие признанным мэтрам и мастерам, на самом деле уже давно были созданы, а некие высшие силы только позволили гению принести их в наш мир. Водили его кистью, или пером, поправляли незаметно его пальцы, заставляя брать нужные ноты… Через отмеченного искрой таланта человека просто проводят в мир некие идеи: красоту и добро, любовь и искренность, честь и отвагу… Иначе и быть не может. Вот и сейчас, я стоял перед законченной вчера вечером картиной и точно знал, мне такое написать не под силу, но тем не менее она была здесь, стояла и смотрела на меня закрепленная в мольберте. А я оглушенный и счастливый смотрел на нее…