Книга Князь вампиров - Джинн Калогридис

Наш план осуществлялся с точностью хорошо отлаженного часового механизма. Подойдя к кладбищенским воротам, мы остановились и стали ждать. Вскоре начали собираться участники скорбной церемонии. Сторож открыл ворота, и все неспешно двинулись к месту погребения. Мы с профессором тоже были в черном, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Некоторые опасения у меня вызывал саквояж профессора, но Ван Хельсинг резонно возразил, что собравшиеся либо не обратят на него внимания, либо примут его владельца за врача, приглашенного на тот случай, если кому-нибудь из присутствующих станет плохо.

День был холодный и по-осеннему промозглый, обещавший ранние туманные сумерки. Во время церемонии мы с профессором стояли с краю. Едва похороны завершились и собравшиеся начали расходиться, мы поспешили в дальний конец кладбища и спрятались за высоким надгробием. Довольно скоро послышался скрип закрываемых ворот и шаги сторожа, удалявшегося в свой домик.

Ван Хельсинг повел меня по кладбищу. Мы подошли к небольшому квадратному каменному склепу, над дверью которого было высечено: "Вестенра".

В день похорон Люси я был настолько подавлен, что даже не запомнил, в какой части кладбища находится их фамильная усыпальница. Тогда я просто смотрел на ее гроб, обернутый в траурную материю и усыпанный белыми цветами. Что я увижу сегодня? Покоится ли Люси вечным сном? Сохранила ли она и в смерти свой нежный облик? Или моему взору предстанет демоническое существо с длинными клыками, наделенное нечеловеческой силой?

Профессор явно почувствовал мое все нараставшее нежелание входить в склеп. Он ободряюще потрепал меня по плечу. Как ни странно, от прикосновения его большой, сильной руки мне и впрямь стало спокойнее. Профессор извлек старинный, порядком проржавевший ключ и вставил в скважину замка. Замок поддался не сразу, прошло несколько долгих секунд, пока в механизме что-то щелкнуло, после чего тяжелая металлическая дверь с печальным скрипом приоткрылась.

Чтобы ее открыть, нам с профессором пришлось основательно потрудиться. Я не представлял, как бы с ней справилась Люси, хотя он и утверждал, что сила вампиров (даже новоявленных) несопоставима с силой обычных людей. Профессор с мрачной церемонностью махнул рукой, приглашая меня внутрь. Я вошел и тут же увидел черную крысу, прошмыгнувшую прямо перед моими ногами. Воздух внутри склепа был холодным, но спертым. Ощутимо пахло гниющими цветами. Трудно было вообразить себе более унылое и безнадежное место. Прошла всего неделя, а паутина стала заметно гуще. Из-под ног стремительно разбегались полчища каких-то блестящих жучков. Все внутреннее пространство: восьмиугольные окна, блеклые стены и даже тени покрывал тонкий слой пыли, вбиравшей в себя свет. От этого тягостного зрелища я впал в оцепенение. И вновь профессор коснулся моего плеча, напоминая о том, зачем мы здесь.

Я последовал за Ван Хельсингом, который уверенно повел меня дальше. Миновав нечто вроде тесного вестибюля, мы попали в зал, где на мраморных постаментах стояло десятка два гробов. Те, что стали последним домом для Люси и миссис Вестенра, пока еще отличались от остальных, на которых лежал густой слой пыли, скрывавший под собой даже таблички с именами. Чувствовалось, что в склепе давно никто не бывал.

Профессор, не останавливаясь, направился к гробу Люси. Подойдя, он, словно не доверяя своей превосходной памяти, еще раз взглянул на серебряную табличку. После этого опустил на пол саквояж и вынул оттуда отвертку и небольшую ножовку. Оба инструмента Ван Хельсинг довольно бесцеремонно положил на гроб миссис Вестенра.

Должен признаться, я был немало удивлен его полному спокойствию и будничности движений. Занятия медициной еще в студенческие времена приучили меня относиться к мертвым без тошноты и брезгливости. Но сейчас мы находились не в анатомическом театре и не в морге, где нам предстояло вскрытие безвестного трупа. И тем не менее Ван Хельсинг вел себя так, словно он всю жизнь ходил по склепам и вскрывал гробы.

Без какой-либо торжественности и даже намека на почтение к вечной тайне смерти профессор поднял крышку гроба. Он откинул ее с такой быстротой, что я едва устоял на месте. Мне захотелось отбежать подальше. Это выглядело бы весьма глупо, ведь разумом я понимал, что увижу свинцовый футляр, но на какой-то момент чувства оказались сильнее разума. Увядшие цветы, лежавшие на крышке гроба (один из них был положен мною), с тихим шелестом упали на пол. Печальное напоминание о том, что горе не длится вечно.

Профессор не обращал никакого внимания на то, что его окружало. С холодной отстраненностью (таким я видел его лишь возле операционного стола) он взял отвертку, зажал ее в ладони, а кулаком другой руки, как молотком, ударил по рукоятке. Лезвие отвертки легко пробило тонкий свинцовый футляр.

На сей раз я отпрянул и поспешно вытащил носовой платок, приготовившись спасаться от ужасающего зловония (труп пролежал здесь почти неделю и, естественно, должен был начать разлагаться). Однако в склепе по-прежнему пахло только пылью да гниющими цветами. Я глубоко вздохнул и приготовился к дальнейшим сюрпризам.

Отложив отвертку, Ван Хельсинг взял ножовку. Он вставил ее в пробитую щель и принялся за дело. Довольно быстро он отпилил верхнюю половину крышки футляра. Закончив, отвертку и ножовку профессор убрал обратно в саквояж, затем, осторожно ухватившись за верхний край изуродованной крышки, потянул ее на себя. Действовал он чрезвычайно аккуратно, будто заботливая мать, снимающая излишне теплое одеяло со спящего малыша.

Едва профессор полностью отогнул распиленную часть футляра, скрывавшую лицо и грудь трупа, выражение его лица стало необычайно жестким и холодным.

– Джон, друг мой! – суровым, не терпящим возражений тоном приказал Ван Хельсинг. – Не смотрите на нее! Отвернитесь!

Я как раз собирался с силами, чтобы взглянуть на Люси, и его предостережение оказалось своевременным. Встав между мною и гробом, профессор сказал:

– Нужно было предупредить вас заблаговременно. Каюсь, что не сделал этого. Сейчас смотрите на меня и ни в коем случае не пытайтесь взглянуть на нее. А теперь слушайте внимательно: почувствуйте свою ауру и направьте ее внутрь, к сердцу. Там ее усильте. Тогда покойная не сможет воздействовать на вас ни ныне, ни в будущем... Да, правильно!

Наверное, сам того не сознавая, я последовал его наставлениям и достиг нужного результата. Я это сразу почувствовал, ибо "скрепил сердце". Эмоциональное напряжение, болезненные переживания от встречи с Люси – все отошло на задний план. Я отчасти достиг той же спокойной сосредоточенности, что и профессор.

– Отлично, Джон! – похвалил Ван Хельсинг. – Вы все замечательно проделали. Теперь можете взглянуть на нее. Если я почувствую, что вас начинает затягивать, – сразу помогу. Простите, что не научил вас этим премудростям раньше. Я оказался недостаточно предусмотрительным, понадеявшись, будто талисманы, оставленные на теле Люси, никуда не денутся и удержат ее в гробу до тех пор, пока мы не сумеем упокоить ее душу. Один из них я положил ей на губы, другой – на грудь. Взгляните! Где они? Их кто-то унес.