Книга Король без завтрашнего дня - Кристоф Доннер

Потом женщины перенесли в другую ванну это худое тело, послушное, словно марионетка. Это больше напоминало не омовение, а снятие с креста. Они снова мыли и терли его, и хотя кожа ребенка горела, он не сопротивлялся. Он так расслабился, что написал в ванну, отчего женщины, наконец, рассмеялись.

— Заканчивайте, — проворчал наблюдатель из своего угла.

Женщины ополоснули Нормандца, вынули его из ванной и укутали в нагретые полотенца. Это был верх блаженства, настоящий экстаз. Его мужская плоть напряглась, и женщины изумленно вскрикнули. Они были горды собой — они окончательно вернули к жизни мальчика! Они надели на него панталоны, рубашку, шелковый жилет. Теперь он выглядел как подобает, их маленький король. Как же они были счастливы! Женщины перевязали ему волосы широкой голубой лентой. Это был завершающий штрих созданного ими произведения искусства. Но теперь они не знали, что делать дальше, как себя вести. Ими овладела робость. «Король, король», — повторяли они.

Робеспьер поднялся, взял ребенка за руку и, следуя чуть позади, довел его до голубой гостиной.

На столе были фрукты, бриошь, молоко.

— Угощайтесь, ваше величество.

Ребенок начал жадно есть. На салфетке, которую протянул ему Робеспьер, он увидел вышитые инициалы своего брата Людовика-Жозефа.

— Завтра вы будете возведены на трон под именем Людовика XVII.

— Я хотел бы знать, где моя сестра.

— Вы слышали, что я вам сказал? Завтра мы отправимся в Учредительное собрание, и вы будете провозглашены королем Франции.

— Ее казнили?

— Как вы могли подумать? Разве мы монстры, чтобы отправлять детей на гильотину? Дети не отвечают за то, что сделали их родители. Разве вас этому не учили?.. Что с вами?

Дофина внезапно затрясла лихорадка, на лбу выступил пот. Он начал задыхаться, пошатнулся. Робеспьер успел подхватить его прежде, чем он упал.

Робеспьер был вне себя. Почему его планы всегда терпят крах?

Поиски врача в Медоне посреди ночи заняли около часа. Наконец врач прибыл. Поскольку это оказался опытный медик, ему не понадобилось долгого осмотра, чтобы поставить диагноз, который он сообщил Робеспьеру: скрофулез, в просторечии золотуха. Врач прописал больному ребенку молочную сыворотку, бульон из лягушачьих лапок, овощные соки и растительные компрессы. Он также рекомендовал отдых, хорошее питание, свежий воздух и спокойствие.

Нужно было, чтобы ребенок продержался еще хотя бы год — за это время Робеспьер упрочил бы свое положение регента и, женившись на Марии-Терезе, сделал бы ей собственного ребенка, который стал бы королем после смерти Людовика XVII.

— Если его правильно лечить, он обязательно выздоровеет, — заверил врач.

Нормандец пришел в себя, и его отнесли в большую кровать, застланную свежими простынями. Ему снова было хорошо. Простыни были приятными на ощупь и хорошо пахли. Он уснул.

~ ~ ~

— Сегодня наш великий день, ваше величество!

Робеспьер открыл окно, из которого открывался вид на Медонский лес. Оттуда веяло ароматами весны, доносилось пение птиц. Для торжественной церемонии ребенку был уже приготовлен наряд с кружевным жабо и рукавами, отороченными горностаем, который носил в его возрасте будущий Людовик XV. Нормандец узнал костюм: картина с изображением коронации висела в комнате его тетки Элизабет.

— Сейчас придут женщины и оденут вас. Мы уезжаем через два часа.

— Я останусь здесь, месье, потому что чувствую себя слабым.

— Когда вы позавтракаете, то почувствуете себя лучше.

— Нет, не думаю. Я болен. Поездка в Париж меня убьет.

— В этой поездке нет ничего утомительного. Слава — могущественное лекарство, вы сами в этом убедитесь. К полудню мы уже будем в Учредительном собрании. Вам ничего не придется говорить. Вы даже можете не вставать с места. Вы не почувствуете никакой усталости, обещаю вам.

— У меня нет для этого ни сил, ни желания, месье.

— Что с вами случилось?

— Я думаю о моих печалях.

— Они уже закончились.

— Месье, я знаю, что некоторые из них закончились, но иные длятся всю жизнь.

— Что ж, значит, ваше здоровье улучшилось. Когда вас увидят в Собрании, это будет невероятный сюрприз! А наши депутаты любят сюрпризы и сцены, как в театре.

— Не могли бы вы не повышать голос так сильно?

— Ну и ну! Вы собираетесь разыгрывать передо мной короля, мальчик мой?

— Я никакой не ваш мальчик.

— Вы никто! Вы тот, кем я позволю вам быть. Вы оказались здесь лишь потому, что я этого захотел!

— Я вас прошу говорить со мной без крика.

Робеспьер, пытаясь успокоиться, стал расхаживать по комнате. Но спокойствие не приходило. Он вышел, выпил воды, немного поразмышлял, снова вернулся. Маленький монарх даже не шелохнулся.

— Хорошо, ваше величество, я буду говорить тихо и обращаться с вами вежливо. Однако я нахожу, что вы несправедливы. В конце концов, это я возвратил вам титул, корону, свободу…

— Это вещи, с которыми мне нечего делать.

— С вами обращались сурово и несправедливо. Мне отвратительна дикость этого народа, она заставляет меня стыдиться своей принадлежности к нему. Я не отвечаю за нее, но тем не менее вы обращаете ко мне свои упреки. Ко мне, вашему другу!

— Вы видели, как голова моего отца упала в корзину? Симон говорил мне, что палач поднял ее за волосы и показал народу… А с моей матерью тоже так было? Точнее, с ее головой?

— Бросьте свои кривлянья! Это не я изобрел гильотину! Зато я вытащил вас из тюрьмы, спас вам жизнь! А вы обращаетесь со мной как с убийцей!

— А вы разве не убийца?

Этот ребенок был воплощенным оскорблением. Робеспьер считал свой план удачным, но только теперь понял одну простую вещь: чтобы восстановить монархию, нужен король. А этот полумертвый заморыш осмеливается приказывать ему — ему, Робеспьеру, создателю культа Верховного Существа! Проклятая порода!

— Перестаньте так на меня смотреть!

— Отвезите меня обратно в Тампль.

— Вы этого хотите? В самом деле?

— Да, верните меня туда.

— Очень хорошо. Вы мне больше не нужны. Все равно вы скоро умрете.

— Вы убили меня уже сто раз.

С большими предосторожностями Людовик XVII был в тот же вечер отвезен обратно в свою темницу. Он больше никогда не выйдет оттуда, а Робеспьер похоронит там свой разум: все, что еще оставалось от его политического мышления, исчезло вместе с надеждой, которую он возлагал на этого ребенка, вновь заточенного в каменных стенах.

Все планы рухнули — не получилось никакой эффектной сцены в Учредительном собрании, президентом которого был избран человек, уже сломленный. Лишь тень бывшего диктатора присутствовала на празднике в честь Верховного Существа. Одним казалось, что они видят в его пустом взгляде божественную отрешенность, другим — что это признаки надвигающегося безумия. Анри не видел между двумя этими состояниями особой разницы.