Книга Журнал Виктора Франкенштейна - Питер Акройд

— Она обладает двумя недостатками, для женщины непростительными, — говорил Байрон. — Она умеет читать и писать.

Того, что пробормотал в ответ Полидори, я не расслышал.

— Простите меня, — сказал ему Байрон. — К свету я привык не более, чем волк, отлученный от стаи.

Они, казалось, не знали о моем присутствии.

— По виду вы вполне общительны, — возразил Полидори.

— Я, как могу, стараюсь не выказывать своих чувств. Не хочу тратить их попусту ни на кого, кроме себя.

— Бы очень великодушны.

— Тем не менее у меня бывают приступы молчаливой ярости, когда я всем кажусь равнодушным. Вам об этом известно.

— О да. Я был свидетелем ваших судорог. Вы сильно краснеете. Однако не все ваши приступы, милорд, бывают столь уж молчаливы. Помните тот вечер в Хеймаркете, когда вы сбили с ног того человека?

— Милый мой Полидори, крики и оскорбления у меня всегда под рукою. Известно ли вам, что я могу заплакать по собственной воле? Смотрите. Я покажу вам. — На несколько секунд наступила тишина.

— Браво! — воскликнул Полидори. — Похожи на настоящие.

— Они и есть настоящие. Им недостает лишь причины.

Следующих нескольких слов, которыми они обменялись, я не разобрал — Байрон, кажется, подошел к столику и налил еще кофе. Вернувшись, он, должно быть, остался стоять, ибо голос его сделался более отчетлив.

— Знаете ли, в детстве я не переносил, когда приходилось вслух читать стихи — это вызывало у меня отвращение. Теперь я, сам не знаю почему, к этому занятию привык.

— Лишь бы стихи были ваши собственные.

— Нет, отчего же. Скажите мне, кто это написал. — Тут голос его переменился, сделавшись глубже и мелодичнее.

Просил ли я, чтоб Ты меня, Господь,

Из персти Человеком сотворил?

Молил я разве, чтоб меня из тьмы

Извлек…[40]

— Мильтон! — выкрикнул я из-за ширмы.

— Что? Вы здесь?

— Да. «Потерянный рай».

Тем же утром мы подняли паруса. Мэри изъявила желание присоединиться к нам, заявив, что ей много лучше. Таким образом, на борту «Аластора» — так называлось судно — было пятеро путешественников. Замок находился милях в трех, если двигаться вдоль восточного берега, и, пока мы медленно плыли к нему, подгоняемые порывистым бризом, я вспоминал, как в детстве бродил по этому самому озерному краю. Сколько раз гулял я меж сосен или валялся среди зарослей кустарника, пребывая в восторге от единения с миром! Передо мною снова предстали те давние дни.

— Вот и он, — сказал я им, опершись на нос и указывая в сторону берега.

Это была старая крепость из потемневшего камня, поднимавшаяся над откосом у озера. Когда-то, в древние времена, здесь произошло смещение пластов, ибо берег в этом месте состоял из камней и булыжников, лежавших тут с давних пор.

— Полюбуйтесь на это одиночество, — сказал Биши.

— Причалить здесь будет чертовски трудно. — Байрон стоял на носу, держа в руках канат. — На этих камнях не найти опоры.

— Вон там есть причал, — указал Полидори. — У того каменного пласта.

Через несколько минут мы стояли на берегу. От причала вверх карабкалась тропинка, что вела к самому замку. Я пошел вперед, чтобы представить нашу компанию нынешним его обитателям. Когда я постучал, дверь открыл молодой человек не очень располагающей к себе наружности: левый глаз его был подслеповат, а на левой щеке красовалось багровое родимое пятно. Одна сторона явно уступала другой. Я представился одним из группы путешественников, в числе которых знаменитый английский лорд знатной фамилии. Милорд изъявил желание посетить крепость. Нельзя ли, чтобы нас впустили? Он отвечал по-французски, что они с женой сторожат замок, а владелец, деловой человек из Германии, в отъезде. Я тотчас же понял, на каком языке с ним лучше всего разговаривать. Вынув кошелек, я протянул ему французский луидор, каковой он принял с крайней благодарностью. К этому времени к двери подошли и остальные.

Молодой человек проводил нас в апартаменты хозяина, как он их называл, — ряд комнат, расположенных на двух этажах, окна которых выходили на озеро и на Юрские горы.

— Мы не видами любоваться пришли, — обратился ко мне Байрон. — Попросите его отвести нас в подземелья.

Последнее слово сторож узнал и, бросивши взгляд на Байрона, поманил нас за собою. Мы последовали за ним вниз по каменной лестнице. Нижняя часть крепости состояла из двух этажей. На верхнем бок о бок располагались три темницы, в каждой имелось узкое окно, выбитое в камне. Они отлично сохранились: даже кандалы, ножные и ручные, остались вделанными в стены. Шелли, казалось, готов был потерять сознание, и Мэри взяла его за руку.

— Все в прошлом, — сказала она.

— Нет, не в прошлом, — отвечал он. — Тут все так же веет обреченностью.

Байрон, вошедши в одну из темниц, внимательно рассматривал ножные кандалы.

— Ржавые. Что скажете, Полидори? Это от воды или от крови?

— Думаю, от колдовского зелья, замешенного на том и другом.

— А вот и следы на полу, — заметил я, — там, где цепи скребли по камню. Видите эти углубления?

— Это следы скорби. — Прошедши в последнюю темницу, Биши держался за решетку с лицом, выражавшим и робость и ожидание. — Пытаюсь их вызвать, — сказал он мне, когда я подошел. — Пытаюсь отыскать их.

— Их давно нет, Биши. К чему им тут оставаться? Это для них место наименее подходящее.

— Там, где страдание всего сильнее, найдутся его следы.

— Любопытно, из кого состояла эта веселая компания? — восклицал Байрон, обращаясь к Полидори. — Отравители? Еретики? Теперь уж все одно. И узники и тюремщики — все обратились в прах. А вы, Мэри, куда собрались?

— В бездну. Тут есть еще одна лестница.

Я пошел за ней по узким каменным ступеням, что вели в замкнутое пространство. Темниц там не было, однако при первом же виде каменных стен и каменного пола я испытал неописуемое чувство — на меня пахнуло угрозой и лишениями. Сзади к нам подошел сторож.

— Здесь было место казни, — сказал он мне по-французски. — Видите? — Под потолком шел почерневший деревянный брус. — Тут подвешивали канат.

Я перевел его слова Мэри.

— А это? — спросила она. — Что это такое? — Она указала на деревянный люк в полу посередине.

— В те времена вода в озере стояла выше, — сказал мне сторож.

— Полагаю, — повернулся я к ней, — это были шлюзные ворота для тел осужденных.

— Живых или мертвых, — сказал он. — Тех, кто был жив, связывали канатами.